Ю.Л. Но ведь есть и другая сторона вопроса: жертвы понесли не только евреи. Я обратил внимание на то, что вы почти не упоминаете палестинских арабов. Разве не правда, что мечта еврейского национализма реализована за счет подавления столь же правомерного национального движения, с равно обоснованными притязаниями на ту же территорию?
Д.Д. Я вполне разделяю твою симпатию к палестинским арабам, но не твое объяснение причин их страданий. Только очень жестокие люди испытывают удовлетворение от того, что с ними произошло. И все же твоя концепция — весьма распространенная среди левых либералов — не убеждает меня. Вряд ли здесь можно говорить о двух соперничающих национальных движениях и равно обоснованных притязаниях.
Ю.Л. Нет?
Д.Д. Не знаю, что дает основания людям заявлять о своих притязаниях и правах на какую-то территорию, но, по-моему, все тут упирается скорее в мир идей, чем в биологию. То есть вряд ли существует физиологическая основа, позволяющая утверждать принадлежность к той или иной территории. Столь же нелепо заявлять, что территория принадлежит тебе. Как обосновывается право на землю? Ты здесь родился или вырос; земля принадлежит тебе, потому что ты ее законным образом купил. Она принадлежит тебе, и это чаще всего приходит на ум, поскольку ты — часть такого-то народа, а это его родина (я уже приводил тебе этот аргумент, просто сейчас он относится к народу в целом, а не к отдельному человеку). И так далее. Я не могу с уверенностью сказать, какой именно аргумент нужно выбрать и как их сравнивать. Но прежде всего хочу заметить, что в конечном счете все они поражают меня как очень несерьезные. Мы, евреи, верим, что наши притязания на землю восходят к Б-жественному выбору, и все же в Торе даже такая связь — которая, как ты понимаешь, мне больше импонирует — обусловлена нашей приверженностью мицвот. И ее хрупкость неоднократно подчеркивается: в самом деле, по язвительному замечанию Торы, земля принадлежит исключительно Б-гу, а мы — не более чем «пришельцы и поселенцы у Меня».
Но вернемся к нашей теме: что бы ни лежало в основе притязаний людей на землю, думаю, сравнивать арабов и евреев в этом смысле никак нельзя. И дело не в том, что в этом случае политическая проблема стала бы менее острой. Все равно надо отметить: невозможно сравнивать цель палестинцев, состоящую прежде всего в освобождении народа от состояния безвластия и безгосударственности (которые отчасти навязали им братья-арабы), то есть политическую цель, какой бы сильной она ни была, со страстной двухтысячелетней тягой к земле и жертвами, принесенными ради нее. В течение двадцати веков непрерывно пульсировала еврейская надежда; евреи повторяли слова: «Иерусалим, Иерусалим», и не прекращалась борьба за осуществление этой надежды — не на поле боя и не под бомбами террористов, а на малярийных болотах, в безводных пустынях, которые сейчас стали житницей народа, на коллективных фермах и поселениях, вполне конкретно свидетельствующих о привязанности людей к определенной территории. Я не хочу сказать, что палестинские арабы не испытывали подобной привязанности к земле за две тысячи лет изгнания и не посвящали жизнь столь же преданно своей мечте. Но в том, что касается евреев, — это исторический факт; с арабами это лишь гипотеза. Как же тут можно сравнивать?
Ю.Л. Но в настоящий-то момент все это уже не имеет значения.
Д.Д. Может быть, но если это не имеет значения, то что же имеет? В конце концов, у человека нет на теле знака, который удостоверил бы его принадлежность данной территории. И если это не аргумент, что тогда? Если владельцем называется тот, кто сделал приобретение, то евреи начали покупать землю в XIX веке и продолжали почти до образования самого государства. Если звание владельца должно быть засвидетельствовано кровью, то евреи пролили немало крови за эту идею, довольно сомнительную. Если аргументом является военная мощь и Realpolitik, то факты говорят сами за себя. Если это вопрос рождения или воспитания, они не кто иные, как дети Realpolitik. И факт в том, что большинство населения Израиля сейчас — местные уроженцы, тогда как многие «палестинцы» никогда не видели Палестины. Я говорю об этом без всякого удовольствия, но факт есть факт.