Кабинет
Мужчина прокручивает запись назад, еще раз просматривая кадры с приходом Рэйны, наблюдает, как двигаются мышцы на ее руках – чуть заметно, но все же, – когда она идет. Были ли ее руки так тонированы все время? Всегда ли она выглядела так? В эти последние несколько недель Рэйна выглядит такой яркой и свежей, такой уверенной, такой независимой, такой прекрасной, что это ощущается почти как пощечина.
Он снова отматывает запись назад и смотрит ее в замедленном воспроизведении. На мониторе Уилл медленно расплывается в улыбке. Его глаза практически искрятся. Рэйна так же медленно улыбается в ответ – просто взгляд и приподнятые уголки губ, но это искренняя улыбка. Мужчина ставит видео на паузу. Он чувствует странную, неуместную ревность.
Нанеся на кожу первый слой крема, мужчина принимается за второй, втирая его в свое тело с головы до пят. Он втирает его в свой скальп, отчего волосы становятся жирными. Он втирает его в лицо, в шею, в грудь, в руки и в живот, и все это время смотрит запись, отматывает назад и смотрит снова.
«Это долгая история», – повторяет Рэйна, словно настаивая, словно дразня его, хотя она повторяет эти слова только потому, что он снова и снова прокручивает их.
Что она скрывает, черт побери?
Он отматывает запись назад еще дальше, опять и опять глядя на то, как Рэйна входит в комнату.
Ему ведь не померещилось, верно? То, как они смотрят друг на друга… Она и Уилл примерно одного возраста.
Запись воспроизводится дальше, но мужчина за столом не обращает внимания на историю Гретель. «Любить и защищать?» – говорит она, как будто эти слова всплыли откуда-то из грез.
Мужчина, уже нагой, уже покрытый кремом, уже втерший его в кожу, смотрит на Рэйну и делает то, что Уилл – из-за отсутствия определенных частей тела – может только мечтать сделать.
Неделя пятая
Рэйна
Рэйна сидит в одиночестве в подвале спортзала, глядя на плачущие оконные стекла и ожидая прихода остальных. Дождь усилился до ливня, и его шум звучит так, как будто толпа бежит к ней, преследует ее.
В это утро Рэйна отправила дочь в колледж, снабдив ее домашними лакомствами, мини-холодильником, новым компьютером и полностью новым гардеробом.
«Мам, – твердила дочь, – это уже слишком! Хватит, а? Все со мной будет в порядке».
После этого Рэйна стояла у высокого, от пола до потолка, окна и смотрела на грозу, обрушившуюся на город. Манхэттен распростерся под ней, сорока этажами ниже, словно диорама. Рэйна слышала, как ее муж расхаживает по кабинету наверху, незримый, но присутствующий, словно мышь в стене. Вид, расстилающийся перед ней, вызывал у нее чувство одиночества, как будто она была королевой, стоящей на балконе с каменной балюстрадой, видя все, но не имея возможности коснуться ничего. Ей было невыносимо и дальше оставаться в доме, поэтому Рэйна ушла на групповую терапию раньше времени. Весь путь от Верхнего Ист-Сайда до Нижнего она проделала пешком под дождем, подкрепляясь порциями латте с обезжиренным молоком, наливая их в свою дорожную кружку-термос и понемногу отпивая по дороге.
Рэйна одергивает подол своего платья. Это платье с цветочным рисунком из другой эпохи ее жизни – немного короче, чем она обычно носит теперь, и немного теснее, чем было когда-то, но, по счастью, достаточно дешевое, чтобы эластан растянулся. Волосы у нее немного отросли за время, прошедшее с первой недели терапии, и она уже не заботится о том, чтобы заправлять их за уши.
Рэйна размышляет, не смотрится ли это дешевое платье странно в сочетании с ее шикарной кожаной сумкой и двубортным габардиновым тренчем, который она расстегнула, но не сняла. Выглядит ли она как один человек, сбитый с толку, или же как два человека, смешанных воедино? Ее интересуют половинки, то, как люди расщепляются на части, как одна часть «я» может отделиться от другой настолько полно и решительно, что целостность практически невозможно восстановить.
Она нашла эти платья среди личных вещей ее отца, которые были отправлены прямиком в хранилище в Бруклине много лет назад. До прошлой недели она даже ни разу не бывала в этом хранилище.
От коробок пахло плесенью и дешевым виски. В большинстве из них лежали бесполезные мелочи – золотистая солонка, сделанная в форме ступни, подставка для зубочисток в виде ежа, листки бумаги всех видов и размеров, заметки, написанные ее отцом на клейких листочках и страницах, вырванных из книг и блокнотов, разрозненные имена и числа. Одна такая маленькая записка – коктейльная салфетка с десятью цифрами, написанными на ней – когда-то изменила всю ее жизнь.