Только вот не знали купцы да дипломаты иноземные, чем миссия их обернется. Лишь Судьба тихонько смеялась над планами смертных и ткала свой причудливый узор.
И вот подъехал обоз к стенам белокаменным да воротам дубовым.
- Стой! Кто идет! Да по какому поводу? - гаркнули с башни дозорной. А стены тут же ощерились копьями да луками.
- Посольство сборное земель соседних, - ответствовал глава миссии сей.
А звали его Леон Цукерман, из земель он был швабских. Опытнейший дипломат и переговорщик. Росту он был невеликого и весь кругленький, да благодушный и впечатление производил исключительно положительное. Речи говорил сладкие голосом тихим да неспешным. Лишь глаза (души человеческой зерцало) порой временами выдавали его. Колючим, цепким да подмечающим любые мелочи становился тогда его взгляд. И даже подготовленным подчиненным дипломата становилось не по себе. Пробирали их необъяснимые холод и дрожь, и всеми силами стремились они выйти из поля зрения почтенного герра Цукермана.
Но и окоромя посла были в составе миссии сей личности не менее любопытные и интересные. Особый восторг у прелестниц местных и их родительниц, крайне предприимчивых, вызвал младой герцог из земель хранцузских Сотрель де Ла Грюн, который, как всезнающие кумушки поговаривали, в дальнем родстве с королем тамошним состоял и владения имел обширные, да доход немалый приносящие. Во всех отношениях жених для любой девицы презавиднейший. Да и собой хорош: "вьюноша бледный со взором горящим", как с восторженным придыханием отозвалась о нем одна из девиц, достигших возраста брачного.
И впрямь хорош жених во всех отношениях: и богатый и красивый (высокий, тонкий в кости, с волосами длинны такой, что девы некоторые от зависти свои вырвать готовы), кудри до плеч медно-рыжие, глаза цвета болотного, большие да выразительные. Правда слабость он питает сильную и необъяснимую к одежам зеленого цвета. А особенно жалует герцог кровей королей хранцузских сюртуки да кафтаны длиннополые. Разных оттенков цвету зеленого. Да и поет он песни родины своей красиво и душевно, подыгрывая на скрипочке профессионально.
Не осталась равнодушна к чарам красавца земель иных чужедальних и царевна наша Пульхерия свет Дормидонтовна. Уж сколько румян, белил да разных мазей и притирок иноземных цвет да структуру кожи улучшающих, то даже самой близкой наперснице неведомо. И она со счету сбилась, каждый день по нескольку ящиков больших, до краев заполненных в покои заносилось. А уж сколько зеркал ростовых, средних да ручных было испорчено не передать. В один из дней весь пол в светлице осколками сверкающими да переливающимися в свете солнечном усыпан был.
Только вот не обращал пока внимания должно красавец иноземный на царевну нашу! Так и вились коршунами вокруг него дочки боярские да купеческие с маменьками, няньками, да и отцы их каждодневно подходили с разговорами деловыми, высокразумными и нет-нет да намекали на свадебку скорую, выгодную да приданное великое.
Только вот был жених выгодный равнодушен к предложениям щедрым. Наслушался он уже дома вещей подобных и злило это его неимоверно, но держался герцог, страну же свою представляет, лицо ее в королевстве дальнем, варварском с традициями да обычаями странными и его восприятию тонкому чуждыми. Страдал он здесь от каждодневного впечатлений противоречивых обилия. И уже отвары пил успокоительные, да о стороне родимой нежно мечтал.
Только вот стопорились переговоры деловые, да с трудом огромными подписывались договора торговые. Жался все Цукерман проклятый, выгоду, свою, сугубо личную выискивал, да смуту средь бояр и купоцов царских посеять пытался.
Да и посольские уже промеж собою жаловаться да роптать на руководителя непосредственного начали. Стали в края родные письма да депеши почтой голубиною слать, нижайше прося совета, да разбирательства скорейшего. Попутно думать начали, как бы очернить дипломата зарвавшегося пред лицом правителя младого. Ибо вхож вражина был в покои царские и не раз с царями бывшими кофий утренний пивал, да беседы светские вел. В общем, вел игру свою, дипломат подлый.
Так и текла жизнь во дворце тихо-мирно да размеренно!