Засмотрелся герцог на царевну и не пропустил едва мгновения ответственного, когда кострище поджигать надобно было. Но взял он себя в руки вовремя и выполнил с достоинством миссию печальную на него судьбою возложенную - запалил останки шефа бывшего. Только и другие заметили перемены происшедшие.
Бросали на девицу нашу взгляды, любопытством да интересом горящие, военные бравые из войска царского да служители посольские. И открытие сие неожиданное злило и расстраивало герцога иноземного без меры!
Догорел, тем временем, костер погребальный, унесся дымок от него в рассветное небо. Стояли и смотрели все ему вослед, красотою момента очарованные, и не смел никто пошевелиться, дабы не разрушить ненароком волшебства возникшего. Да вот неожиданно упала у одного из вояк бравых сабля, плохо в ножнах закрепленная, и встрепенулись резко все, словно ото сна внезапного пробудись. Ушло что-то такое ...
Прах же собран был вплоть до крупинки мельчайшией в урну резную специальную, мастерами-умельцами местными сготовленную спешно под случай сей печальный из осины-дерева, да лалами и агатами чермными богато украшенную.
И вот закрылась крышка сосуда, в котором нашел приют свой последний человек да дипломат великий. Напоследок скрипнув громко, да больно по нервам резанув, о бренности всего сущего напомнив. Урну сию, ранее решено было в доме посольском оставить и с первой же оказиею возможною незамедлительно на родину доставить.
И вот процессия траурная в город обратно двинулась. Впереди духовник посольский шел, далее за ним сразу четыре служителя, что к посольству приписаны урну с прахом несли. За ними сразу исполняющий обязанности посла в лице герцога нашего, вместе с царем молодым шли. После них цари-батюшки, вместе с царевною, далее бояре по знатности, да богатству парами выстроились, и потом весь остальной люд посольский пристроился, замыкал же шествие волхв седой в белых одеждах холщевых с посохом резным. И шли они по коридору живому из бравых военных составленному. Разговоры никто не разговаривал, все были грустны, серьезны да задумчивы.
Оставило событие печальное след в душах их. Тем более решено было траур объявить трехмесячный. И период этот никаких событий да увеселений праздничных во всем государстве отмечаться не должно было в знак уважения и траура по человеку великому.
Тризна нонешняя же не в счет. Она дань памяти и традициям стародавним. И не провести ее было бы неуважением великим. И показалась стена белокаменная, отворились ворота дубовые. И прошла процессия по улице центральной до дому посольского. Там же в зале главном, совещательном был уже тот самый портрет парадный повешен да постамент специальный установлен. Именно на нем и надлежит урне с прахом находиться, пока момент отправки домой не наступит. Место же сие неслучайно выбрано было. Ибо подумали все и решили, что и после смерти герр почтенный,работу свою страстно любивший, должен окормлять их мудростию своею, да решения верные, нужные вовремя присутствием своим незримым подсказывать, да советы знаками мистическими подавать. И исполнили они решение сие.
Встал сосуд погребальный на постамент, приготовленный до отбытия на родину. И не раз потом пожалели об этом товарищи инициативные. Ибо являлся раздолбаям некоторым во снах дух посла герра да учил их уму-разуму тумаками сильными.Только было-началось это все уже через три ночи после решения сего опрометчивого. Пока же даже и не подозревал никто, что сие возможным будет. Собирались все на обед поминальный устроить который решено было во палатах царских.
Тризна проходила чинно да благородно, не шумел, не бузил никто, все разговоры вели неторопливые да заумные, поминая почившего в ключе исключительно положительном. Как много нужного да важного сделал он за жизнь свою, увы, настолько недолгую, трагически так оборвавшуюся, для установления отношений крепких, добрососедских, между государствами соседними, да контакты хорошие держал с землями чужедальними. Великий человек в общем, во всех отношениях землю бренную покинул.
Герцог наш слушал спичи эти хвалебные, головую кивал в местах соответствующих, да комментарии дельные при случае вставлял. Однако тяготила его обязанность почтенная как лица официального соболезнования принимать, да отвечать согласно протоколу. Мысли его царевна наша крепко занимала. Расстраивало отсутствие ее. Ибо не положено было заветами древними девицам младым да женщинам, в целом, присутствовать на мероприятиях подобных. Считалось это сугубо мужскими долгом и обязанностью. А посему и лишен был герцог наш удовольствия созерцания зазнобы своей сердешной. Наполняли его грусть да тоска от обстоятельства этого.