Вот тут бы тихонько, пока никто не заметил, уйти подальше, выскочить на крыльцо, встретить ОМОН, поставить на уши начальство… Да только когда я делал что-то так, как велят инструкция и долг? В этом наше основное с Рогозиной различие…
В общем, я рванул внутрь, содрогаясь от её плача. Пусть плачут другие женщины, пусть плачет кто угодно – она плакать не должна. Я убью всякого, кто посмеет…
Додумать я не успеваю – подобно Холодову, оседаю у стола, отметив, правда, что ненатуральность просто зашкаливает: в последнее до отключки мгновение я перехватываю взгляд Рогозиной – абсолютно трезвый, расчётливый и почти спокойный.
И уплывающим сознанием ловлю за хвост запоздалую мысль: а ведь она никогда не позволила бы себе дойти до такого состояния. Всё не то. Всё слишком ненатурально…
========== Тихонов ==========
Только я знал, что всё это значит на самом деле.
Вернее, догадывался.
*
Где-то полгода назад - зимой, кажется… да-да, зимой, холодно было зверски, - я проспал. В кои-то веки заночевал дома и проспал, причём не так, чтобы вскочить, нечёсаным рвануть в метро, бежать до конторы сломя голову и всё-таки влететь в совещательную за секунду до Рогозиной, а совершенно безнадёжно. Когда я продрал глаза, рабочий день давно перевалил за половину. С другой стороны, у нас рабочий день вообще ненормированное понятие. Так что я решил, что лишние четверть часа уже ничего не изменят, и со спокойной совестью отправился на раскопки –полез на антресоли за кашне, купленным лет пять тому назад, правда, ни разу не надёванным.
Кашне было шикарным – полосатое, двойной вязки, тёплое и не колючее. И такое большое, что я в нём буквально утопал, как в подушке. Здорово, блин… В общем, провертелся я с ним, напримерялся, наигрался, даже в зеркало взглянул… А потом у меня ключи за подкладку провалились, пришлось пальто снимать, доставать их… Пока с ними возился, и думать про кашне забыл. Вспомнил, только выбравшись на улицу. Сразу до костей пробрало, и особенно – голое горло. Но возвращаться не хотелось. Плюнул и пошёл мёрзнуть. Подумал: до метро недалеко, а там пара шагов до офиса. Доберусь, не околею.
Не околел. Но простуду подхватил знатную. Или не простуду… Рогозиной лучше знать было – к вечеру именно она укладывала меня на диван в буфете, обмотав пледом, будто личинку. Да ещё горло каким-то платком завязала… Я ей хрипел, чтоб Валя каких-нибудь антибиотиков вколола, а она ни в какую: дескать, ты и так насквозь пропитан кофеином и энергетиками, хватит организм химией травить.
Ох, если б я знал, что ей в голову ударит лечить меня народными средствами, я б лучше дома остался и выговор схлопотал. Или вообще бы ей на глаза в тот день не попадался, обошлось бы как-нибудь. Всегда обходилось.
Ну так вот. До вечера Рогозина ещё молчала – хмыкала только, слушая моё сипение, да чай горячий сама в лабораторию приносила. Зато потом, когда я из-за компа выполз…
Выцепила она меня в коридоре, около одиннадцати – истекая соплями, я плёлся за очередной бадьёй чая. Увела в буфет и в личиночном виде там оставила. А мне, честно говоря, хорошо было – тихо, тепло, никто не трогает, и горло в тепле поменьше саднит. Только блаженствовал я недолго. Рогозина вернулась, и начались муки ада.
Может, у неё материнский инстинкт взыграл, может, крыша поехала – не знаю. В общем, для начала она меня заставила над картошкой сидеть. Просто убойная картина – по соседству с навороченным спектрометром и японским микроскопом последней модели исходила паром алюминиевая кастрюлька (и откуда в ФЭС взялась?) с разварившимися горячими картохами. И меня чуть ли не носом пихали в это пышущее царство, закупорив сверху всё тем же пледом. Я сначала отнекивался, потом брыкался и пытался скинуть плед, но… Но рука у Галины Николаевны тяжёлая, так что ничего у меня не вышло. Жаль, Оксанки не было, я б её на помощь позвал… Правда после того, как, нафыркавшись, я всё-таки повдыхал обжигающего пара, полегчало.
Я сидел посреди лаборатории, ворчал и злобное косился на остывающую картошку, а Рогозина смеялась и вытирала полотенцем моё мокрое лицо.
Потом она отправила меня обратно в буфет, а сама начала колдовать над каким-то отваром.
Я её спросил: что, дел больше никаких нет, что ли? Ну, не так нахально, конечно – да и попробуй-ка снахальничай, когда от голоса одни хрипы остались. А она ответила, что без меня дела всё равно не пойдут.
Я так и не понял, шутила она или всерьёз.
Да и не до раздумий стало, когда она поставила передо мной дымящуюся кружку. Честно говоря, я в тот день уже столько кипятка выпил, что меня от жидкости просто воротило. Но кружка дымилась и пахла корицей, и я уж подумал: ура, кофе со специями!
Рогозина нас редко этим балует – кофейком в смысле, собственноручно сваренным. Кофе всё больше Валя занимается. Ну, или Селиванов, под настроение. А вот Галина Николаевна варит кофе прямо-таки в исключительных случаях. На моей памяти – раз-два-три и обчёлся. Но и кофе у неё…
Короче говоря, я с предвкушением заглянул в кружку… Господи, лучше б не заглядывал. Какое-то мутное варево с плавающими в нём невразумительными частицами.
- Что это, Галина Николаевна? – от отвращения даже голос прорезался.
- Сбор от простуды, - невозмутимо ответила она. – Алтей, мать-и-мачеха, душица и мёд. Пей.
- Не буду!
- Я сказала, пей.
- Нет!
- Иван! Что за детство такое? Не хватало, чтоб я тебя с ложечки поила!
- Не буду я эту бурду! Гадость! Галина Николаевна, вы же врач, лучше антибиотики!
- Вот именно: я врач, и лучше знаю, что лучше! А помимо того, что я врач, я ещё и твой начальник, так что пей!
- Не хочу!
- И ещё старший по званию! – Раздражение в её голосе сменилось усмешкой. – Вань, хватит придуриваться. Поиграли, и ладно. Это очень действенное средство. Да, невкусное, горькое, но ты же не ребёнок!
- Ваччч… - я всё-таки взял кружку и, скроив мину, отхлебнул глоток. И всё по новой.
- Отравить меня хотите!
- Иван!
- Не буду!
Кажется, Рогозина разрывалась: с одной стороны была жутко раздражена, а с другой – по-моему, ей хотелось расхохотаться. Но я-то и вправду не хотел это пить! Я и глоток-то еле осилил – такой вкус, будто туда и хрена добавили!
- Так, Тихонов, ты чего добиваешься? Хочешь слечь, больничный взять? А кто будет делами заниматься? Новый Год на носу, висяков – как шаров на ёлке, а ты на больничный? Не дождёшься! Пей!