Я уже говорил, что я идиот? Из всех ступеней я выбрал, разумеется, самую скрипучую. Протяжные вой возвестил на всю башню о возмущении старого дерева моим непомерным весом. Подозреваю, отдави я Творожку хвост, у него бы так не получилось. И, словно эта иерихонская труба послужила сигналом к атаке, жилище мага взорвалось какофонией всевозможных звуков: забили часы сразу на нескольких этажах, хлопнула и зазвенела разбитым стеклом створка разгулявшегося на сквозняке окна, грохнуло и покатилось, видимо, задетое ею что‑то округлое и деревянное и, конечно же, затормозило обо что‑то железное и пустое. Апофеозом стал тонкий на грани ультразвука мяв, и когтисто‑зубастый клетчатый меховой шар снес меня с лестницы вместе с перилами. Я, разумеется, не отстал от общего праздника децибелов и тоже заорал. Лишь сообразив, что не падаю, а спокойно зависаю на уровне все того же пятого этажа между лестничными пролетами, я заткнулся и перестал душить кота. И вместе с нашими воплями все смолкло. Наступила благословенная тишина, нарушаемая лишь мелодичными переливами послеполуденного храпа великомудрого де Барануса.
На второй этаж мы с Сириусом спланировали в обнимку, боясь уже не только дышать, а даже моргнуть. Лишь закрыв за собой дверь приемной залы, мы перевели дух.
– Силе‑ун ты орать, в" Асилий! – с уважением покосился на меня кис.
– Ну… ты тоже не безголосый, – хмыкнул я и оглянулся на вожделенную витрину.
На удивление, "похищение века" прошло без каких‑либо эксцессов. Сириус осмотрел замок, презрительно фыркнул и в два счета его отомкнул. Я сообразил взлететь и так достать хрустальный шарик с верхней полки, соответственно, не обрушил витрину со всем ее содержимым. Потом кот так же легко запер замок снова.
Подскочившее до небес самомнение позволило нам расслабиться и даже совершить налет на кухню. Убирать битое стекло и прочие безобразия сквозняка я не стал – пусть Аль думает, что все это произошло без моего ведома, пока мы с котом были в башне. Только перила поднял на место и аккуратно приставил, как было. Прибивать не стал – побоялся разбудить старика, а как приклеить их магически, не знал. Впрочем, конструкция не столько сломалась, сколько кое‑где вылетела из пазов, и теперь, если не присматриваться, вряд ли можно было заметить, что она расколота.
Довольные результатами своей вылазки, сытые, уверенные в себе и, как ни странно, начавшие больше друг другу доверять, мы с Сириусом вернулись в башенный кабинет.
– Сейчас, милое, – сказал я Зеркалу, ласково погладив его по раме, – если у тебя что‑то болит, я выясню и обязательно постараюсь помочь.
Сам не знаю, зачем это сделал, но артефакт в ответ благодарно мигнул, вдохновив меня на подвиги.
Я уже три часа то листал руководство, то пытался разглядеть что‑то в шарике. Все величие моего магичия, видимо, тоже удалилось на сиесту, потому что ничего у меня не получалось. Кот, побродив по комнате, растянулся на полу и бессовестно дрых, изредка вздрагивая во сне и дергая лапами: то ли гнался за кем‑то, то ли убегал. На мои жалкие потуги он внимания не обращал. Иногда мне казалось, что Зеркало с любопытством заглядывает мне через плечо. Забегал Аль. Проверял, чем это я тут занят. Кис успел спрятаться, а я – убрать со стола и пособие, и шарик, отчего достигнутая было концентрация рассеялась дымом и больше возвращаться не собиралась. Почему‑то воронье карканье и шум ветра за окном, отдаленное бормотание звездочета и тихие шорохи башни все время сбивали меня с толку.
– Нет, Сыр, – печально вздохнул я, сдаваясь, – ничего у меня не получается. Придется, наверное, до ночи подождать, когда все стихнет. Вот сам посуди, не зря же учитель свой большой хрустальный шар в темной звукоизолированной комнате держит. Наверное, так и нужно. А я без году неделя, как магом стал, а уже решил, что и среди бела дня любые предсказания сделать смогу, да еще про древний артефакт…
Ехидной реакции на мои слова, как ни странно, не последовало. Я поискал взглядом кота, даже подумал, что он смылся по‑тихому. Но Сырок все так же сидел на полу возле стола, просто меня он не слушал: задрав клетчатую морду, кис не мигая смотрел куда‑то вверх. Проследив за взглядом усато‑хвостатого, я увидел, что привлекло его внимание. Почти под самым потолком наблюдалась подозрительная активность. Мышь!
Я присмотрелся. На шкафу, попав туда явно по ошибке вместо законного места на полке, лежал какой‑то увесистый том. Широко раскрыв крохотную пасть, паршивка вонзила верхние резцы в переплет бесценного фолианта на манер абордажного крюка и пыталась сдвинуть книгу с места. Тараща глазенки‑бусинки, грызун пыжился, скользил на месте всеми четырьмя лапками, но книга даже не шелохнулась.
– А ну, кыш! – возмущенно гаркнул я на тварюжку, топнув ногой.
Мышь заполошно завертелась на месте, пытаясь высвободить намертво застрявшие в обложке зубы. Успеха сие начинание не принесло, и она бессильно повисла, вывалив набок розовый язычок. Я снял с ноги тапок и запустил во вредительницу. Не попал, но книгу спас: насмерть перепуганный зверек уперся всеми конечностями в талмуд, издал сдавленный писк, выдрал‑таки зубы из инкунабулы и быстро ретировался.
– Кот, называется, – я укоризненно посмотрел на Творожка. – Мыши совсем распоясались, средь бела дня ценное имущество портят, а ты сидишь, смотришь!
– Да что она‑у могла сделать‑то? – флегматично возразил он. – Мелочь… прямо, как моя мяу‑мачеха покойная, – он снова уставился наверх.
Я поднял голову. Опять она! Мышь деловито обошла книгу по кругу, потом просеменила к дальнему концу шкафа, развернулась – резво устремилась к приглянувшемуся тому и со всей мышиной дури впечатавшись в него головой. Книга дрогнула. Воодушевленный успехом грызун принялся, смешно поджимая уши, с разбега бодать фолиант, который с каждым ударом на миллиметр сдвигался с места.
– Ворк, ты так и будешь на это смотреть, Сыр?! – возмутился я.
Кот укоризненно глянул на меня, склонив голову на бок, с тяжелым вздохом поднялся и нехотя прыгнул. Словно одолжение сделал, гад. Прыжок вышел слабым, и вместо того, чтобы вскочить на полку, этот кусок клетчатого меха повис на ней, уцепившись передними лапами. Мышь от неожиданности подскочила на месте и задала стрекача. Сырок попытался подтянуться, зацепил когтями многострадальную книгу – и вместе с ней загремел вниз. Оскорбленный множественными домогательствами переплет злобно клацнул над его распростертой тушкой и всем своим немалым весом придавил киса к полу. На мгновение обоих закрыло от меня облако поднявшейся пыли. Интересно, это от книги или от кота? Яростный вой и прыжок вслепую сразу с четырех лап заставили‑таки потерпевшую инкунабулу отлететь в сторону.
– Ш‑ш‑шволочь! – прошипел Сириус и сплюнул кусочек размокшей страницы. – Ш‑ш‑шкотская книженция! – он выпустил когти и совсем было собрался дерануть многострадальные листы, но мне пришлось вмешаться.
– Полегче! – прикрикнул я. – Этой книжице, может быть, цены нет, а ты ее когтями!
Я нагнулся и бережно подобрал распахнутый том. Глаза уперлись в яркую, вписанную в искусную миниатюру буквицу и парящий над ней, тоже написанный от руки заголовок: "Свойства зерцал волшебных, иже очи всеглядные". И ниже, более мелким шрифтом: "Писано студиозусом Мизаном со словес великого мастера Лакидануса, оные зерцала сотворяющего".
– Упс! – сказал я и покосился на Зеркало. Мне почему‑то показалось, что оно кивнуло. – Ну‑с, посмотрим. А ты молодец, Творожок, вовремя книжку уронил.
– Да то и не я‑у даже… – смущенно потупился кис. – Ты мыше этой спасибо скажи. Вот не зря‑у, я‑у говорил, что она мне мяу‑мачеху мою покойную напоминает. Есть в ней та же душевность, мр‑р‑ру‑а…
– Ладно, ладно, – махнул я рукой.
Вот ведь прохиндей! Додумался мышиной душевностью собственную лень оправдывать! Но книга, похоже, и впрямь вовремя мне в руки попала.
Аккуратно разложив на столе бесценный фолиант, я принялся штудировать неудобочитаемый древний текст.
"…и наделено зерцало сие мыслями связными, человеческому разумению подобно, дабы умам смущения не допускать по магической неопытности вопрошающего, буде какой гой, волшбы чуждый, вопросит…"