В идеале справедливость воплощается в нормах права. Но неправовой закон в отличие от правового не воплощает справедливость. Особенно этим грешат тоталитарные режимы. Ведь в нацистской Германии тоже были свои законы, которые привели самих законодателей на скамью подсудимых, а то и на виселицу. Но нам лучше обратиться к отечественной истории. Не отменён же до сих пор петровский указ: доносить о всяком, кто, запершись, пишет…
Многие несправедливые законы потом отменяют. А пока они действуют, то успевают кое-кому испортить жизнь. Большинству — пассивно, требуя лишь не высовываться. Кто пытается спорить — тем по полной программе, предусмотренной статьей. Покажется мало — усилят и статью. За валютные операции, привычные в наши дни, но запрещенные в хрущёвские времена, Яну Рокотову сначала дали законный максимум — 8 лет. Хрущёв рассердился и зачитал на пленуме ЦК письмо ленинградских рабочих, «возмущённых мягкостью приговора». «Это же настоящие враги, а вы им всего по восемь лет? За такие приговоры самих судей судить надо!» — кричал он. Дело пересмотрели и получилось уже 15. Опять мало… Тогда спешно издали указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций», пересмотрели дело в третий раз и Рокотова с подельниками благополучно расстреляли.
Как видим, закон часто суров, это правда, но вот справедлив — уже реже. Что и побуждало некоторых сограждан покидать страну не рейсовым транспортом, а бежать, много чем рискуя.
Судьбы беглецов разные, их мотивы — тоже. Одни не могли мириться с ложью и несправедливостью, другие не справились с мечтой посмотреть мир, хотя телевизор давал им такую возможность. А кто-то не желал ни того, ни другого, а просто хотел сменить гражданство и жить в другой стране, считая, что сможет там добиться большего. Это тоже считалось преступлением. И, конечно, далеко не все собирались кого-то предавать и выдавать гостайны. Многие не знали никаких секретов и хотели только уехать. Именно этого и старались не допустить охранники государственных рубежей. Но разве можно предать охранников? Их можно только обмануть. Или восстать, только это уже совсем другие сюжеты.
Сюда не вошли истории, когда оказавшись за границей — в служебной командировке или по турпутёвке — человек просил у властей убежища. Таким беженцам не приходилось опасными тропами добираться по болотам до вспаханной пограничной полосы, ни плыть сутками в открытом океане. А бывало, что власти и сами выдворяли неугодного гражданина, пусть даже он и не собирался никуда ехать. Но это не значит, что провинившегося ожидает долгая жизнь на чужбине. Ведь Родина не прощает изменников, от Троцкого и Раскольникова до Литвиненко и Скрипаля.
Бежали по-разному, как могли. Проще всего это было сделать лётчикам на своём самолёте. Если самолёта не было — сооружали самодельный (мотодельтапланы тогда ещё не изобрели). Бежали по сточной трубе, по балтийскому льду на снегоходах и автомобилях, по Чёрному морю на плоту, а то и просто вплавь. Прыгали в океан с круизного лайнера в кишащий акулами океан. Травились во время рейса, чтобы только попасть в иностранную больницу и уже не возвращаться.
Да и приблизиться к границе было непросто: с 1934 года в СССР существует пограничная зона шириной в десятки километров. В 1970-е годы в неё входили огромные территории: Дальний Восток (Приморский край, Сахалинская область, Камчатка, Магаданская область, Чукотский полуостров), всё северное побережье (включая даже Норильск, от которого до Карского моря — час самолётом).), большие полосы на западе (включая, например, Кронштадт, Севастополь), большая часть территории Киргизии, Тувы… этот перечень длинный и скучный. Чтобы туда попасть, надо было получить пропуск в отделении милиции, а выдавали его только тем, кому положено. Кто не собирался в командировку и не имел приглашения от родственников, мог путешествовать в тех местах только на карте. А если кто-то всё-таки туда и проникал, местные жители исправно сообщали куда надо обо всех незнакомцах.
Несмотря на изобретательность беглецов, большинство историй кончалось внезапным появлением вооружённых пограничников. Или их собак. Или патрульного катера.
Ближайшая граница — это калитка в заборе иностранного посольства. Если уж кому и удавалось прорваться сквозь милицейские заслоны (или хотя бы попытаться это сделать), то их зачастую ждала карающая рука государства в лице услужливых психиатров. Люди в белых халатах не только умели превращать здоровых людей в больных, но делали это долго и мучительно, закалывая «лекарствами», после которых разрушается личность. Держали, сколько хотели: «будешь сидеть, пока не подохнешь».