Цифровая валюта использовалась для покупки всего необходимого для выживания.
Чем глубже я захожу внутрь, тем сильнее ощущается странный запах. Когда я добираюсь до конца, я задаюсь вопросом, почему женщина захотела жить в этой дыре по сравнению со всеми другими дырами, которые я видел в городе. Я останавливаюсь, когда вижу пожилую женщину, сидящую в кресле. Ее лицо покрыто морщинами, а белые глаза горят, но она смотрит в никуда.
Она мертва? Она выглядит как труп, который сидит там, не двигаясь.
— Это заняло у тебя достаточно много времени.
Она заговорила.
— Ты жива?
Она смеется. Ненавижу быть придурком, но она говорит как ведьма, и я не упускаю хрипоты в ее голосе.
— Ты пришел сюда в поисках чего-то или, скорее, кого-то? Я хочу предупредить тебя. Она уже не тот человек, которого ты знал тогда, и потеря твоего барахла делу не поможет. Все, что ты сделаешь, это оттолкнешь ее прямо в объятия кого-то другого, кто готов быть тем, кто ей нужен.
Я в замешательстве хмурю брови, оглядываясь по сторонам и не веря, что слушаю эту старую леди.
— Кто ты, черт возьми, такая? Ты меня не знаешь.
Она указывает на меня пальцем, но ее глаза пусты.
— Я знаю много. Я знаю, что ты упрямый засранец, который носит маску, чтобы скрыть, кто ты есть, но ты не смог скрыть, кем ты был. Не для нее. Я надеюсь, что ее потеря тебя чему-то научила. Я точно знаю, кто ты, Киллиан Кросс. Я слепая, а не глухая.
Она, блядь, слепая? В этом есть смысл. Ее глаза белые и безжизненные, и она ни разу не повернула головы.
— Ты сумасшедшая, и тебе нужно перестать слушать дерьмо, в котором ты ничего не понимаешь.
Она хихикает.
— Посмотри. Но я предупреждаю тебя, она еще красивее, чем ты видел ее в последний раз.
— Я не знаю, о ком ты говоришь, потому что единственная женщина, которая имела для меня значение, мертва.
— Глупый мальчишка. В глубине души ты знаешь, что ты полный кусок дерьма.
— Ты слепая.
— Я, — она указывает на меня, — но и ты тоже.
Я фыркаю и иду к задней двери, ведущей на лестницу, удивляясь, почему я все еще трачу время на разговоры с сумасшедшей старухой. Она не могла говорить о Лилит. Лилит мертва. Теперь мне больше любопытно, кто, черт возьми, та женщина с маленьким мальчиком наверху. Мне нужно ее увидеть.
Я поднимаюсь по лестнице, и струйка пота стекает по краю моих волос, а сердце бешено колотится в груди, и я не знаю почему. Может быть, это из-за жары. Здесь жарко, и это место - настоящая дыра для дерьма. Он маленький, и что-то сдавливает мне грудь, я задыхаюсь при мысли о женщине, воспитывающей маленького мальчика в таких условиях. Гребаное правительство. Смесь запустения и безнадежности пропитывает воздух и цепляется за все, что попадается на глаза. Унылое монохромное небо видно сквозь размытую пленку, закрывающую окна. Это то дерьмо, ради которого я боролся за создание сетки. Когда-то стены были окрашены в более яркие тона, но время взяло свое, придав им унылый серый цвет. Краска отслаивается хлопьями, как выброшенные воспоминания, обнажая сырой состаренный бетон под ними. Трещины и пробоины, свидетельствующие о течении времени и пренебрежительном отношении к его жертвам, приводят в негодность поверхности.
Думая о том, что сказать, когда я ворвусь, потому что нокаутом я ничего не добьюсь, я вспоминаю, что они ничего не выплатят по итогам гонки до матча-реванша. Вероятно, эти мудаки-судьи дергают за ниточки, чтобы контролировать ситуацию. Ставка была высока, и даже если они не знают точно, кто скрывается под шлемом и костюмом, позволить кому-то так легко выиграть такие деньги - это не то, что они имеют в виду. Я боюсь причины. Что, если они захотят устранить Пиралис, потому что она побеждает? Что касается меня, то они никогда не смогут найти того, кого Килл представляет в городе, потому что я живу на острове. Отшельник в маске, который управляет мэйнфреймом для правительства.
Я проверяю ручку старой двери, и она со стоном поворачивается. Я закрываю глаза, когда тяну. Она даже не заперта.
Когда дверь распахивается, я заглядываю внутрь, и мне кажется, что мое сердце замирает в груди. У меня подгибаются колени. Мне кажется, я забываю дышать, потому что мое зрение затуманивается.
Я захожу внутрь, и все эмоции разом захлестывают меня — потеря, радость, гнев, боль, горе, предательство, любовь и одержимость.
Лилит.
Я
слышу, как открывается входная дверь, пока оглядываюсь, чтобы приготовить что-нибудь поесть для Ниро, пока он в маленькой металлической ванночке играет со своими кубиками. Должно быть, это Сиро. Он единственный, кто приходит сюда, и я оставила дверь незапертой, чтобы он мог войти. Он, вероятно, принесет еще еды, поскольку я не выиграла деньги.
Заглядывая в корзину с фруктами, я чувствую, что он стоит там, и вздыхаю.
— Я что-нибудь придумаю. Я знаю, ты собираешься предложить мне переехать жить к тебе, но ты знаешь мой ответ. Я не могу.
Тишина.
Я знаю, что это задело его чувства, когда он попросил в первый раз, а я ему отказала, но это кажется неправильным. Особенно теперь, когда Киллиан вернулся в город и участвует в гонках.
Я улыбаюсь, вытаскивая последний кусочек органического картофеля, чтобы приготовить картофельное пюре с нуля.
— Ты снова принес нам с Ниро что-то и боишься мне сказать?
Когда он не отвечает, я поднимаю взгляд и замираю. Картошка с глухим стуком падает на пол. Мои руки начинают дрожать, когда я встречаюсь взглядом с человеком, который перевернул мой мир с ног на голову.
Он склонил голову набок, наблюдая за мной через матово-черную маску с надписью СИМПАТИЧНЫЙ на макушке. Его руки сложены на мускулистой груди, и кажется, что время остановилось.