Жизнь автора, вернее, героя «Срок – сорок», в общем-то, не изобилует удивительными событиями. Она не уникальна. И в то же время уникальна, как любая жизнь.
Я довольно часто вспоминаю слова Александра Герцена из предисловия к журнальной публикации «Былого и дум»: «Для того чтоб писать свои воспоминания, вовсе не надобно быть ни великим мужем, ни знаменитым злодеем, ни известным артистом, ни государственным человеком, – для этого достаточно быть просто человеком, иметь что-нибудь для рассказа и не только хотеть, но и сколько-нибудь уметь рассказать. Всякая жизнь интересна; не личность – так среда, страна занимают, жизнь занимает. Человек любит заступать в другое существование, любит касаться тончайших волокон чужого сердца и прислушиваться к его биению… Он сравнивает, он сверяет, он ищет себе подтверждений, сочувствия, оправдания».
«Былое и думы» – это, конечно, никакие не воспоминания, не мемуары. Это настоящая автобиографическая, документальная проза. Настоящая эпопея.
У Герцена немало произведений беллетристического характера. Почти все они забыты, а «Былое и думы» читаются и перечитываются. Хотя, строго говоря, в них нет ничего необыкновенного. Довольно типическая судьба мыслящего, пытающегося что-то полезное сделать для родины человека середины позапрошлого века, встречающего на своем пути других подобных людей, переезжающего из города в город, из страны в страну, то по своей охоте, то нет.
Но как интересно и полезно читать.
Да, именно эти два качества – «интересно и полезно» – для меня главные в литературе. Беллетристика часто бывает интересна, но бесполезна, а хорошая документальная книга, созданная автором на основе своей жизни или же мастерски имитирующая это, почти всегда полезна.
Правда, книг таких становится все меньше. Документальная проза чаще всего обращается в прошлое, в историю, автобиографию заменяют биографии. Представители нового реализма, лет пятнадцать назад пришедшие со своими человеческими документами и наделавшие немало шуму в литературном мирке, заставившие читателя, разуверившегося найти честное и близкое в современной прозе, вернуться к ней, нынче почти поголовно стали авторами серии «Жизнь замечательных людей». Словно их собственные жизни закончились.
Андрей Волос
О постоянном споре между формой и содержанием и прочтении Гузели Яхиной
Когда-то я придумал поговорку, чтобы вложить в уста одному персонажу. И вложил, и очень даже ловко получилось. Он с тех пор так и выражается: в какой пиале ни подай, лишь бы чай был хорош.
Но если взглянуть на мою пословицу внимательно, понимаешь, что есть в ней намек на отсутствие брезгливости – вплоть до откровенной нечистоплотности. Выходит, пиала может быть щербатой, колотой, треснувшей? Даже нечистой? И более того – заразной? А ему, значит, до лампочки – «лишь бы чай был хорош»?
Абсурд, конечно. Не бывает ничего такого. Куда ни взгляни, всюду одно: значимое содержание требует соответствующего оформления.
То же, разумеется, и в литературе.
Однако о литературных произведениях обычно рассуждают так, словно речь о научных статьях. Главное качество – информационная наполненность, а потому все уверены в правоте выдуманного мной речения. Оцениваются повороты сюжета, подача фактического материала, поступки персонажей, их мысли, историческая обоснованность или, напротив, безосновательность происходящего. О форме никто и не вспоминает. Ну ее. Какая разница? Все равно. В какой ни подай – по барабану.
В оправдание такой точки зрения отметим, что содержание литературного произведения и впрямь имеет определенное значение. И оно бывает разным.
Например, значительным. Даже огромным. Прямо-таки титаническим.
Или, наоборот, мелким. Неясным. Темным. Ничтожным. Оно фактически может даже вовсе отсутствовать.
Зато форма есть всегда. Именно она отвечает за то, что некоторым темным, ничтожным по содержанию речам невозможно внимать без волнения.
Кстати говоря, это волнение, а вовсе не объем передаваемой информации, и есть цель литературы. Равно как и цель всего искусства вообще. И главный критерий оценки явлений культуры. Есть волнение – ага! это уже вовсе не культуры явление, а самого Искусства. Нет волнения – извините, явление культуры наличествует, конечно… но об Искусстве и речи быть не может.
В постоянном споре между формой и содержанием литературного произведения, в бесконечной тяжбе, где каждая сторона преувеличивает свое значение, в конце концов побеждает форма.