А потом он упомянул, что Катя не всегда его понимает…
Я заметила, что Родион тщательно продумывает наши встречи. Тематические походы по музеям, неделя Эрмитажа — и про каждый экспонат у него есть история, правда, не всегда правдивая. И пусть я была в этих залах миллион раз, лишь с Родионом я ощутила величие человеческого ума.
В один пасмурный день мы гуляли по набережной Петропавловки. Моросил дождь, но мы забыли зонт и, не жалея об этом, шагали на встречу ветру. Людей не было, мы наслаждались уединением. Нева нервничала, выходя из берегов, а Родион, перекрикивая бурю, пел песню Розенбаума «Налетала грусть». Закончив, он встал позади меня и прошептал на ухо: «Смотри!»
В тот же миг слева направо по домам набережной начал разливаться свет, вспыхивая тысячами зажженных фонарей. Контраст черного неба и этих огней пробрал до мурашек. Свет зажигался в течении полуминуты, и, лишь когда он достиг Ростральных колонн, я обернулась к Родиону. Его глаза тоже блестели от восхищения. Встретившись со мной взглядом, он приблизился и поцеловал меня…
Кате Родион сказал об этом на следующий день. Меня поразила его мужественность в этом вопросе — обычно мои бывшие боялись рвать с прежними пассиями. В тот же день он переехал ко мне, дав Кате возможность спокойно съехать с их съемной квартиры.
Сперва меня напрягло такое стремительное развитие событий, но Родик быстро меня успокоил. Приготовив нам ужин в тот день, он сел рядом, взял за руку (его рука была холодной) и, глядя в глаза, сказал то, что я в тайне ждала: он влюбился в меня с первой секунды.
Месяца два мы наслаждались отношениями. Мы понимали друг друга без слов, и я никогда бы не подумала, что люди могут быть так счастливы. Я научилась готовить его любимые блюда, больше зависала на кухне, когда раньше посвящала время книгам.
Однажды Родик заметил, что я одеваюсь слишком откровенно, а ему бы хотелось, чтобы я демонстрировала свое тело только ему. В моем гардеробе появились длинные юбки. Позже он ласково заметил, что мы очень красиво смотримся вместе, когда одеты в одном стиле, желательно сдержанном. Да, мне идут белые цвета, но в Питере это не практично, и лучше отдать предпочтение серым вещам.
Я намекала ему о машине: я часто возвращаюсь поздно, и было бы хорошо встречать меня. Он ответил, что у него с детства боязнь автомобилей, и лучше, если я хочу, мы купим самокаты.
Как-то шутливо спросила, чего бы ему хотелось, а он, поднявшись на локтях (мы лежали), серьезно посмотрел мне в лицо и сказал, что хотел бы, чтобы я продолжила играть на скрипке. Склонность к музыке у меня была с детства, и я согласилась. Теперь заместо будильника по утрам он просыпался под произведения классиков.
Ближе к весне я захотела что-то поменять, и Родик с присущей ему пламенностью уговорил меня перекраситься в блондинку.
— Ариш, — как обычно нежно шептал он в моменты, когда хотел от меня чего-то добиться, — ты же хочешь меня порадовать?
Хотя, право же, в этой фразе я лишь надеялась, что есть вопрос, когда, на самом деле, его не было.
Отдав кучу денег, я сменила имидж. Я уговорила Родиона поехать в Италию. Если честно, я уже была настолько влюблена, что надеялась поскорее получить кольцо с рукой и сердцем возлюбленного.
Но после поездки Родика как подменили. Он стал грубее и жестче. Потом он извинялся, но я чувствовала, что что-то идет не так. Пыталась поговорить с ним, а он лишь бросал, что я не понимаю его и вообще на носу диплом. Я послушно оставляла парня и постоянно убирала квартиру — я думала лишь о нем. Я любила его всей душой, дышала на него и прощала ему все.
Родион успешно защитил диплом, и его пригласили на пробы в Италию. У меня вовсю шел сезон, и он уехал один на два месяца.
…Одним сентябрьским днем, когда тучи собирались над Летним садом, мы гуляли, держась за руки и пили кофе из Макдональдса (нужно было экономить, т.к. в Италии ушло много денег, а Родион не работал). Самокаты остались дома, чему я была очень рада. Помимо нас гуляли и пожилые завсегдатаи культурной стороны Петербурга.
— Почему тебе нравится «Аллегория красоты»? — вдруг спросил Родион, остановившись у скульптуры.
— Я считаю, что именно красота правит миром, — ответила я.
— А я думал, что миром правит понимание того, кто мы есть, — заметил Родион и посмотрел куда-то мимо меня. Я тоже обернулась. В конце аллеи трещал мотор мотоцикла, и я внутренне возмутилась, как можно пользоваться таким шумным транспортом в культурном месте. Хотя хозяйка «хруста» была под стать ему: в черной кожанке, с абсолютно лысым черепом, на котором отражались блики осеннего солнца.
— Знаешь, — продолжил Родион, — я думал, что ты та, которая знает, кто она есть на самом деле. Но я ошибался. Ты стала во всем походить на Катю, и меня огорчило, что я вернулся к тому, от чего ушел. Прости меня. И спасибо тебе за то, что благодаря тебе я понял, чего хочу на самом деле.
С этими словами он достал из кармана обручальное кольцо, надел его на безымянный палец и, круто развернувшись, пошел на встречу мотоциклистке. Обняв ее и взяв шлем, он обернулся, как будто что-то забыл. Мы встретились взглядом (я даже шевельнуться не могла). Родион вытащил из сумки черный зонт и выкинул его в мусорку. Он, как и я, ненавидел таскать зонтики.