Эти «революционеры», младотурки, как их стали называть впоследствии, всколыхнули французский кинематограф новой идеей – политикой авторского кино. Они считали, что истинными авторами фильмов являются режиссеры, и превозносили Говарда Хокса и Альфреда Хичкока, не упоминая о том, что те не писали собственных сценариев.
Сильная идея этих младотурок заключалась в том, что прежде сценаристы были всего лишь малозаметными помощниками в тени всемогущих режиссеров. Отныне режиссеры, по их мнению, должны были сами писать сценарии, чтобы воплощать в жизнь более личные истории. Эти будущие режиссеры, которых звали Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар и Клод Шаброль, неосознанно положили начало движению «Новой волны» в кинематографе.
С этого момента сценарии стали писаться в менее классической манере, диалоги обрели новую свободу, а люди в фильмах заговорили так, как они говорили бы в реальной жизни. Кафе и улица стали важными местами, где разворачивался сюжет. Фильм Годара «На последнем дыхании» и картина «Четыреста ударов» Трюффо стали флагманами этого нового способа написания киносценариев. Таким образом, Новая волна оказалась революцией одновременно в драматургии, техническом оборудовании (новом и более легком) и социальной среде, поскольку неизвестные на тот момент актеры и режиссеры превратились в звезд.
Одним из печальных последствий Новой волны стало то, что традиционный статус сценариста потерял свою значимость и был заменен статусом сценариста-режиссера как в сознании зрителей, так и в самой экономике кино. Эта ситуация сохраняется и сегодня, поскольку мы видим, что бюджет, выделяемый на написание сценария полнометражного фильма, по-прежнему намного меньше, чем суммы на режиссера или актеров. Интересно также отметить, что широкой публике, как правило, неинтересно знать имена сценаристов фильмов, на которые они ходят, в то время как имя режиссера узнаваемо.
Поэтому, когда вы пишете сценарий, вам нужно четко разграничить ответственность сценариста и компетенцию режиссера, даже если вы уверены, что будете снимать фильм сами. С другой стороны, вполне возможно использовать стиль написания сцены, чтобы подсказать, как она может быть поставлена в кинокартине.
27/ ИНТ. – КВАРТИРА МИШЕЛЯ – НОЧЬ
Едва проснувшийся Мишель в пижаме, волоча ноги, пробирается на кухню. Он щелкает выключателем. Позади него в углу притаилась фигура в черном одеянии с капюшоном.
Человек держит в руках веревку.
Мишель открывает холодильник и достает бутылку апельсинового сока. Он подносит ее к губам, в то время как мужчина бесшумно приближается. Когда Мишель опускает бутылку, человек в черном ловко накидывает веревку ему на шею.
Стеклянная бутылка разбивается об пол.
Читая эту сцену, мы почти сразу понимаем, что сценарист выдерживает определенный ритм. Каждый раз, когда он переходит к новому абзацу, можно предположить, что меняется план.
В сознании читателя фраза «Человек держит в руках веревку» легко превращается в крупный план веревки, создавая сильный элемент саспенса. Точно так же как бутылка, разбивающаяся об пол, является едва ли не более сильным символом, чем вид задушенного до смерти человека.
Таким образом, то, как написана сцена, влияет и на постановку, и на монтаж. Разумеется, режиссер полностью волен решать, будет ли сцена снята одним планом или их будет четырнадцать. Единственное, что подвластно сценаристу, – дать рабочую идею: свое видение того, как лучше снять сцену. Таким образом, сценарий – это, конечно, уже высказывание собственной точки зрения; это уже режиссура.
В заключение главы приведем начальную сцену фильма «На север через северо-запад», снятого Альфредом Хичкоком по сценарию Эрнеста Лемана.
ПОСТЕПЕННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ
1/НАТ. – НЬЮ-ЙОРК – ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Вид на улицу Манхэттена, поздний вечер.
РАССКАЗЧИК (за кадром)
Разве не странно было бы, если в городе с населением в семь миллионов человек никогда не случалось такого, чтобы одного человека принимали за другого? Если бы среди семи миллионов пар ног, бредущих по улицам и проспектам города, ни разу не случилось так, чтобы одна из этих пар ног сбилась с пути? Действительно, это было бы очень странно…