Эш останавливается перед нашей целью. Дверь ничем не примечательна — дешевая деревянная, легко поддается открыванию с помощью хорошо поставленного пинка. Но в этом нет необходимости. Полицейским, откликнувшимся на звонок соседа по номеру 911, было приказано оставить квартиру незапертой. Думаю, что они более чем готовы передать место преступления кому-то другому. Городские копы ничего не знают о триадах — не совсем правда, конечно.
У кураторов есть значки, идентифицирующие их как сотрудников по особым делам — предположительно, это подразделение полиции города, в которое попасть труднее, чем в трусы монахини. Это дает кураторам полномочия брать на себя места преступлений, связанных с Падшими, чтобы мы, охотники, могли войти и играть, без лишних вопросов. Вроде как в телевизионных шоу, когда ребята из ФБР приходят и берут верх над местными копами — вопрос юрисдикции, я думаю.
В конце концов, зачистка после Падших — это наша работа.
Эш поворачивает ручку и останавливается, принюхиваясь. Я тоже чувствую запах крови. Плотный и металлический, такой едкий за закрытой дверью, что почти не хочу видеть, что нас ждет. Но у меня крепкий желудок, и любопытство не позволяет мне оставаться в холле. Она открывает дверь, и на нас обрушивается стена горячего, пропитанного кровью воздуха.
Эш сглатывает. Джесси бледнеет. Я дышу через рот, ожидая, что мои старшие товарищи по команде войдут первыми.
Я вспоминаю скудную информацию. Квартира принадлежит студентке-медсестре по имени Ребекка Трейнор, которая не посещала занятия почти две недели. Один из соседей сообщил, что видел ее с молодым человеком, вероятно, бойфрендом, время от времени в последние шесть месяцев. Его имя не известно, только смутное описание. Тот же самый сосед — источник информации — также слышал много споров и криков за последние две недели, в основном голос Ребекки. Звук человека, кричащего от ужаса, наконец, заставил кого-то вызвать полицию.
Сложив всего это с нашим вызовом можно говорить о нападении Падшего. Вполне вероятно, что эту Ребекку укусили и заразили, и ее постоянный бойфренд не знал, что делать со своей девушкой-полукровкой. До сегодняшнего вечера, когда она наконец образно говоря «покрошила его в салат».
Интерьер квартиры подтверждает мою теорию, осознаю я, когда мы наконец входим внутрь. Закрываю дверь от любопытных глаз, затем поворачиваюсь и смотрю на ад.
Кровь забрызгивает все доступные поверхности: полы, стены, столы, стулья, занавески, даже светильники над столовой. Некоторые брызги — это толстые багровые капли, другие — легкие брызги. Но дело не ограничивается только кровью. Ступня и лодыжка торчат из растения в горшке. Кусочки кожи расположены на картонной шахматной доске, как игральные фигуры. Разорванные останки внутренних органов валяются на полу кухни, как жуткое конфетти. Рука и кисть свисают со спинки дивана, не связанные ни с чем, кроме порванных мышц и связок.
Я пытаюсь классифицировать все это, но мой разум отключается, заставляя меня смотреть в сторону, на пол, на что угодно, только не на останки этого человека. Только не стоило смотреть в ту сторону — на конфетницу на кухонном столе. Среди стеблей красной лакрицы примостилось нечто такое, от чего обед хлынул мне в рот, — отрезанные яички мертвеца.
— Твою мать, — выругался Джесси. Он тоже увидел. Он пятится и наступает мне на ногу. Я вскрикиваю.
Что-то шмыгает носом за закрытой дверью. Мы трое напряглись, инстинктивно, как будто щурились от солнечного света. Мы здесь не одни.
Используя знаки руками, Эш направляет нас. Держа по ножу в каждой руке, я обхожу беспорядок и приседаю слева от мишени. Эш делает то же самое, заходя справа, вооруженная своей любимой катаной — она назвала эту чертову штуку Ведьма. Откинув топор назад и готовый к замаху, Джесси идет посередине, прямо к двери.
Пот стекает по моей щеке. Прилив адреналина заставляет сердце бешено колотиться. Мы все готовы убить монстра, который сделал это с человеком.
Джесси пинком распахивает дверь. Эш врывается внутрь, и он следует за ней. Я бросаюсь вперед, но натыкаюсь на преграду. Джесси остановился прямо в комнате, как и Эш. Раздраженная, я проскальзываю мимо, чтобы взглянуть на то, что заставило их остановиться.
Посреди залитой кровью постели сидит женщина, сжимая в руках впалый мужской торс. У него есть одна рука и одна нога, кровавая дыра там, где когда-то были его половые органы, и очень мало что удерживает его голову на плечах. Шея перегрызена, зияет в одних местах, сочится в других. Его рот раскрыт в предсмертном крике, глаза широко распахнуты и ничего не видят.