Когда они увидели гору Орив с оплавленной верхушкой, Океан остановился и спросил у Ховара:
— Твоя сестра — огненная? Почему же до сих пор не было ни одного извержения?
— Она очень терпелива, — гордо сказал Ховар.
И, когда Ховар с Океаном очутились внутри горы, Океан понял, что горный бог хотел сказать. Вся внутренность дома Орив была украшена тончайшей мозаикой из самоцветов и заткана вышивкой из солнечных лучей. И ни следа божественной силы — их создали только руки и терпение.
Но лучшим украшением дома была его хозяйка. Когда Океан ее увидел, то рухнул в синюю пропасть глаз, загорелся от искр в огненном разливе волос, погиб под лавиной белоснежных плеч. Потому и сидел молча, слушая ее голос и смех.
К счастью, не знал он, как она смеялась над ним, когда он ушел.
— Вот уж знатного гостя ты привел, братец! Если он всегда двух слов связать не может, то не мудрено, что ты его на совете обошел!
И когда к ее дому днем и ночью шли морские подданные с драгоценными дарами, она, смеясь, возвращала их обратно. Оксан бушевал так, что волны грозили сокрушить берег, но пока заставлял ураганы обходить гору Орив.
Ховар пробовал образумить сестру, но она была непреклонна.
— Если бы я не смеялась, я бы рассердилась! — свела она брови. — Неужели ты этого хочешь?
И Ховар поспешил оказаться.
— Пусть не пытается меня купить! — сказала Орив, и подарки в конце концов иссякли, ведь Океан терпением не отличался. Теперь он принялся терзать ее гору: точил песком, крошил ядовитыми растениями, расшатывал бурями.
Но Орив не сдавалась, хотя подруги начали упрекать ее за неразумие.
— Если он разрушит твой дом, что будет с твоей силой? И кто тогда захочет тебя взять? — спрашивали они.
— Он хочет, чтобы я стала его женой, потому что больше никого не нашел! — отвечала Орив. — А я на это не согласна!
И она раскалила гору до предела, так, что течения обжигались и убегали в испуге, гибли ядовитые растения, а песок плавился и покрывал гору острейшим стеклом, только укрепляя ее защиту.
Тогда Океан заставил все воды уйти с горы Ховар и сказал брату Орив, что, если та не выйдет за него замуж, озеро иссякнет навсегда. Испугавшись за свой народ, Ховар отправился к сестре.
Орив не уступила, но попросила помощи у подруг-ветерниц, и они три дня и три ночи гнали самые тяжелые и многоводные тучи к горе Ховар, и озеро наполнилось заново. Океан только ярился, ведь он повелевал водой, а не воздухом, и ничего с ветреницами поделать не мог.
— Я стану его женой, когда вода загорится! — смеялась Орив.
Водных духов, что просачивались в малейшую щель, она ловила сетью из солнечных лучей и вплавляла в стены, делая их силы частью горы.
Неизвестно, как Океан узнал про эти слова, но они заставили его отказаться от осады. Он спустился в самую глубокую из пещер под дворцом, и не показывался никому всю зиму, весну и часть лета… Только потоки воды со странным привкусом, поднимаясь снизу вверх и закручиваясь, немало озадачивали и смущали его подданных.
Когда он наконец вышел, в руках его была прозрачная, заполненная доверху простая стеклянная чаша. Зайдя на минуту в сад, он сорвал лучший из своих алмазных цветов, взнуздал самое быстрое из течений и приказал тому поспешить к горе Орив.
Орив не пускала его посланцев, но его самого впустила, разглядывая с любопытством. Океан вначале онемел, как и при первой их встрече, но затем все же пришел в себя и напомнил Орив ее слова.
— Я от них не отказываюсь, — подтвердила Орив, глядя на Океан с тревогой.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж!
И он протянул ей чашу. Орив склонилась над ней, и несколько искр с ее волос упали на прозрачную поверхность воды. И вдруг та вся занялась невысоким синим пламенем.
Орив вскрикнула от изумления и расплакалась, и торжество Океана неожиданно для него самого унялось, как огонь в чаше.
— Я не хочу больше принуждать тебя войной или хитростью, — сказал он и разбил чашу. — Я освобождаю тебя от твоего слова.
— Но разве тебе не нужна жена? — удивилась Орив, а Океан молча вложил ей в руки алмазный, искрящийся тысячами граней цветок и побрел к выходу.
— Погоди! — вдруг услышал он за спиной.
— Я хочу оставить себе этот подарок, — нерешительно сказала Орив. — Приходи за ответным… Но не раньше, чем пройдет лето, а осень состарится и превратится в зиму. А до того времени и сам не приходи, и никого ко мне не присылай.
Океан согласился на эти условия и ушел, о чем не раз пожалел. И не раз и не два, а тысячу снилось ему, что он разметал гору Орив до последнего камешка, лишил ее сил и заставил признавать его силу снова и снова. Но Солнце с Луной по очереди погружались в воду расцвечивая небо восходами и закатами; а он все ждал, не приближаясь к ее горе и запретив это своим подданным.