Тут даже тех, кто терпеть Егора Герасимовича не может должен бы пробрать праведный гнев: откуда это известно? – спросят они, – Как вообще вы можете подозревать в ведьмачестве честного пенсионера?
Ну, что ж, это очевидно. Одного взгляда, случайно брошенного на Егора Герасимовича, хватит, чтобы понять, что с ним что-то нечисто. Вот посмотрите хотя бы, как он жил: двор и дом Егора Герасимовича не примыкали вплотную к дворам и домам других соседей, а были отгорожены от соседских дворов и взоров неприглядным, ничем не занятым пустырем. Разве так живут честные люди? Нет! Честные люди должны жить скученно, стучать друг ко другу в стены, подглядывать и всячески по-добрососедски гадить. Неужели не очевидно, что Егору Герасимовичу было что скрывать? И это уже не говоря о том, что стоило ему постучать палочкой по полу, чихнуть или щелкнуть пальцами, как непременно что-нибудь происходило, какая-нибудь едва заметная мелочь. А как он всегда говорил, ходил, одевался, смотрел, как цедил сквозь зубы свое «доброе утро», как пропадал из виду, стоило вам только моргнуть?.. В общем, посмотришь на такого Егора Герасимовича, и сразу ясно: либо он колдун, либо он миллион выиграл, и где-где, а на Руси-матушке скорее уж приключится первое, чем второе.
Едва ли это что-то доказывает, – возразят скептики. И они будут правы, ведь самым ярким доказательством причастности Егора Герасимовича к миру непознанного было то, что никому никогда в голову не приходило, что Егор Герасимович – колдун. И дело здесь вовсе не в здравомыслии и материализме соседей Егора Герасимовича, ведь кого только из жителей 2-ой Параллельной» улицы не подозревали в колдовстве. И старуху Марью Ивановну, и спившегося Степана, и почтальона Лавочкина – все они, по мнению общественности, связались с потусторонней силой. А главными подозреваемыми на протяжении многих лет оставались трое – полу-грузин хозяин шиномонтажной Барношвили, И. П., краснощекая молодуха Людмила, и некто Иван Павлович Добротенько. И, если насчет первых двух еще и возникали иногда разногласия, то в том, что Добротенько прозакладывал душу всем чертям – или что там делают для обретения магической силы – никто не сомневался. Ведь Добротенько мало того, что был хохол, так еще и один глаз у него был с бельмом, а по пьяни он выкрикивал такое, что иначе как за заклинания нельзя было посчитать.
Короче, у каждого доброго человека на улице 2-ой Параллельной и прилегающих территориях был свой список подозреваемых в чародействе, но ни в одном из этих списков не фигурировал Егор Герасимович, а ведь в эти списки можно было попасть за мельчайшую странность. Например, если кто другой чихнул бы во время колокольного звона, то все – он мог бы распрощаться со своей репутацией честного гражданина. А вот Егор Герасимович жил себе на одном месте почти пятый десяток лет, и вот уже больше двух поколений считали его престранным старичком и шептали ему в спину: «Ну, нашелся тут, дедушка!», и ни стареть, ни помирать Егор Герасимович не собирался. И ни одна живая душа ни разе не задумалась, что, мол, что-то с нашим Герасимовичем не чисто.
2
Каждому колдуну отмерен свой срок. Один живет обычный человеческий век, другой 150 лет, третий дольше, и редкий колдун проживает меньше двух столетий. И стареют колдуну по-другому – они ходят по земле почти весь век молодыми, сильными, здоровыми, но однажды к каждому колдуну и чародею приходит особая ночь: он засыпает мирным сном, и ему снятся огромные поля, и высокие горы, и глубокое море, и во сне он вздыхает: «как хорошо!», и с этим вздохом уходит часть его колдовства и его молодости, и просыпается он уже поседевшим. С этого дня колдун начинает стареть, но, опять же, медленнее, чем обычный человек.
Егор Герасимович родился в 1716 году, а его молодость продлилась ровно 250 лет.
По молодости Егор Герасимович был рыж, плотен, и очень смахивал на проворовавшегося кота, у которого вся морда перепачкана сметаной. И крестьянские лапти с шубой, и барский камзол с туфельками, украшенными пряжками, и турецкий кафтан с чалмой, и, много позже, фрак с цилиндром и одежка разночинца, а затем и пиджак с галстуком – все сидело на нем прекрасно! Во всех ролях он побывал, все он увидел, и никто, ни барин, ни царь, ни генсек, ему был не указ. И когда надоедало ему сидеть на одном месте, уносило его заколдованным ветром далеко-далеко.