Егор же Герасимович вышел из богатого дома, прошел мимо трепещущего привратника, сел в свои богатые сани и помчался. И когда привратник посмотрел саням в след, то увидел лишь, как хрустальная поземка уносится пургой и как таят в ней дымом призрачные сани, уносящиеся не по улицам, но прямо к полной луне.
– Нехорошо как-то это все, – думал Егор Герасимович, – скучно. Да и глупо получилось.
Вот так вот и жил Егор Герасимович. Правда, подобные штуки он редко проворачивал. Он был больше человек простой и радовался самому простому, а появления на балах заставляли его только ухмыляться и повторять про себя, что все это как-то уж больно мудро, чудно и глупо. Он больше предпочитал куролесить и развлекаться по-простому.
Однажды, году этак в 1928, Егор Герасимович оседлал ветер и понесся прямо в Московский Кремль. Там он завис в воздухе одного из кремлевских окон, и стал усердно выглядывать, что же творится за стеклом. Если панорама одной комнаты его не устраивала, он с легкостью воробушка перепархивал он от одного окна к другому, пока не добрался до мутных окон какого-то кабинетика, где за большим столом сидел, расплывшись в клубах табачного дыма, Сталин.
Егор Герасимович довольно хихикнул и провел по лицу ладонью. Тут же он ощутил, как его молодое лицо стареет, как шевелюра врастает в кожу, обнажая яйцеподобную лысину, а из подбородка лезет козлиная бородка. Егор Герасимович постучался в окно.
Услышав стук, Иосиф Виссарионович оторвался от каких-то своих важных кровожадных мыслей и повернулся к окну. В тишине кабинета он явственно услышал, как трубка, только что бывшая у него во рту, стукается об пол. У него прихватило живот, ведь с той стороны на него смотрел недавно почивший Владимир Ильич Ленин.
– Доброго вам дня, товарищ, – сказал, картавя Владимир Ильич, показал язык, превратился в воробья и улетел.
В сравнении с тем, что обычно вытворял Егор Герасимович, эта выходка могла считаться невинной шуткой, хотя поговаривают, что Сталин после этого взялся за ум и целую неделю не курил трубку, никого не расстреливал и даже подумывал, не сходить ли ему на исповедь.
Вообще, Егор Герасимович всегда любил зло пошутить, особенно над теми, кто был жесток и наслаждался всеми благами, которые дают человеку несправедливо или незаслуженно полученные власть и богатство. Так, однажды, в далеком XVIII столетии он снежной бурей, миражами и тенями завел сани жестокого помещика в глушь дремучего леса, полную волков и воронья.
Егор Герасимович жил как сказочный Морозко, который мог и заморозить насмерть, и одарить заколдованным серебром. И за всю свою долгую жизнь он не додумался, что с помощью колдовства можно насобирать богатств и отстроить огромный дворец из малахита. Даже неразменные червонцы, которые множились в его карманах, как тараканы, он никогда не оставлял себе, но щедро раскидывал по карманах прохожих. Награда у него была одна – бесконечная, прямо-таки разбойничья свобода, которую никто не мог потревожить.
3
Жил Егор Герасимович по-простецки и достаточно скрытно; обычно в каком-нибудь домике, который хоть и не двигался с места, обладал престранной способностью скрываться от людских глаз и прятаться не хуже хамелеона. Скрытность и одиночество были частью свободы, которой Егор Герасимович наслаждался с тех самых пор, как понял, что умеет колдовать, и что каждое его слово – заклинание.
Колдовство что-то делает с людьми, заставляя их любить тайну, познать которую полностью можно не в катакомбах и не в пустыне, а только на запруженной народом улице. В городах, например, в Петербурге или Москве, часто можно увидеть колдунов. Старуха в богатой шали, опирающаяся на сучковатую палку; молодой парень, у которого из-за лацкана пиджака выглядывает амулет; богач в заграничном пальто, проталкивающийся через толпу с бесконечными «извините»: вот он еще обычный человек, но в следующую секунду заходит в подворотню и растворяется без следа в воздухе. Беспризорный ребенок, меряющий прохожих острым, хищным взглядом; заблудившаяся девушка, которая остановилась на перекрестке с закрытыми глазами, и все думают, что она – сумасшедшая, а на самом деле она смотрит на город глазами птиц, пытаясь найти дорогу. Богатые и бедные, старцы и юноши, мужчины и женщины – с виду они ничем не отличаются от обычных людей, напротив, они даже слишком повседневны, слишком потеряны в людском течении, но именно в этой их обыденности и кроется их сила: они редко колдуют для себя, и только в толпе ничего не знающих людей способны полностью ощутить могущество каждого слова и жеста.