Она говорила, говорила и говорила. Долго говорила, но Егор Герасимович улавливал только общий смысл, в голове же у него постоянно звучал другой голос:
– Ну все! Ты попался! Конец твоей свободе, теперь ты под колпаком!
Егор Герасимович впервые за долгие годы попал в такое положение, когда его судьба решалась тремя несимпатичными людьми, когда за ним следили, ставили ему ультиматумы, грозили, и когда у него было весьма определенное чувство, что никуда он не денется и достанется этим незнакомцам на растерзание. Он смотрел на высохшую женщину, на двух розовощеких бугаев с наглыми лицами, и почему-то ему вспоминались те жуткие истории о людях, которые исчезали невесть куда после встречи с такими вот молодчиками.
Несгибаемая спина Егора Герасимовича ослабла, он как-то опал, и страх в нем с каждой секундой усиливался. И вот, когда страх уже, казалось, завладел им полностью с головы до ног, Егор Герасимович на секунду прикрыл глаза, и что-то вспомнил. Что-то очень далекое. Вспомнил последние дни перед тем, как он в первые раз обнаружил, что его слова не уносятся ветром в пустоту, а становятся мощными заклинаниями. Он вспомнил что тогда, почти 250 лет назад, он тоже был во власти вот таких вот наглых и бессовестных людей, они собирались вокруг него, также говорили с ним, как будто могли ему приказывать, собирались по двое и по трое против него одного, и сейчас, как и триста лет назад, его кулаки сжались от злобы.
Да кто они такие! Что оно такое, это семнадцатое управление! Они говорят, что могут его расстрелять… Ну что же, пусть попробуют. Они приперлись сюда и пытаются его запугать!.. Здесь, в его квартире на пятом этаже четырехэтажного дома, в месте, где он все еще хозяин!
– Итак, – закончила тем временем майор Толкунова, – вы пройдете с нами добровольно?
– Прямо сейчас?
– Ну предположим прямо сейчас! – грубо воскликнул один из розовощеких амбалов, а второй хихикнул.
– Ну что ж… – протянул Егор Герасимович, – хозяин-барин.
– Вы поступаете очень разумно, – заключила сушенная майор.
Они оба встали, и Толкунова, уверенная в своей победе, сделал шаг к выходу. Как только она отвернулась, Егор Герасимович вдруг взмахнул руками в могучем жесте.
– Э-эх! – выкрикнул он.
По стенам квартиры тут же поползли трещины, стекла на окнах лопнули и сильнейший ветер, ломая
замки на рамах, ворвался в комнату.
– Что вы делаете! – заорала майор Толкунова, отлетая к противоположной стене. Розовощекие молодчики принялись что-то доставать из карманов, но в них полетела вся кухонная утварь, какая нашлась в квартире.
Мебель ходила ходуном, вода вырывалась мощными струями из кранов, со стен сыпалась штукатурка, обои рвались на куски и разлетались по квартире бумажной пургой. В создавшемся хаосе Егор Герасимович выпорхнул из окна квартиры, и шагами шириной в восточный ветер унесся из Москвы по воздуху, скрытый от глаз призрачной стаей птиц.
5
После этого Егор Герасимович долго скрывался. В его побеге было мало романтики. Все его залихватство куда-то улетучилось, и спустя пару недель он уже изрядно напоминал лешего. Небритый, не причесывавшийся много дней подряд, омытый дождиком, Егор Герасимович сидел на суку высокого дерева, в рощице, которую сделал своим временным аванпостом, и тоскующим взглядом смотрел в сторону огромного, искрящегося зарева, зависшего в темном облачном небе над Москвой.
Егор Герасимович, который всю свою жизнь был искренне уверен, что любит одиночество и что когда-нибудь он станет тем колдуном из лесной глуши, про которого слагают легенды и страшилки, вдруг понял, почему ему доставляло такое удовольствие проводить целые дни на шумных площадях, улицах, забитых торговцами и праздными прохожими, почему он безвылазно сидел в Москве или Петербурге, а не шел семимильными шагами по земле, как те чародеи, которые считают, что необъятная власть дана им именно затем, чтобы собственными глазами увидеть оазисы в пустынях, проникнуть в непролазные пещеры из хрусталя, нырнуть рыбой на морское дно, или находить города, навеки скрытые полярными шапками. Как оказалось, колдовать для самого себя – это не так уж и весело, а неограниченная свобода среди зверей и сосен – все равно, что сундук с золотом на необитаемом острове.
– Надо было лучше путать следы! – вздыхал Егор Герасимович.