— Киа…
Джемма была второй, кто бросился к нему. Только когда она развернула Киарана на спину, Кэл заторможенно включился: сделал несколько шагов вперед, опустился рядом, но Джемма его оттолкнула.
— Я, — резко отбрила она. — Ты проломишь ребра.
И принялась за дело.
Ритм — не меньше ста десяти в минуту.
Вот же ирония, неуместно подумалось Кэлу: примерно как в песне «Оставайся живым». Тридцать компрессий. Выдерживай такт, как по метроному. Запрокинь голову, зажми нос, вдохни— и вдувай воздух в рот. Почти поцелуй, только со смертью в роли свидетеля.
Кэл не считал, сколько это продолжалось: его как будто загипнотизировал ритм этих повторений. Он наблюдал за руками Джеммы, за ее сосредоточенным лицом, за движением плеч и локтей. Не было ни горечи, ни сожалений, ни волнения. Но на лицо трупа, который пыталась реанимировать Джемма, он не смотрел.
— Дыши, — выругалась она, вбивая очередную серию компрессий в его грудь. — Давай, черт возьми, дыши!
Киаран был мертв — и Кэл знал это с того момента, как зашел в комнату.
Джемма продолжала. Ее движения все еще были отточенными, выверенными — но темп сбивался. Когда она перестала про себя считать, Кэл увидел это сразу: мышцы в ее плечах пошли на износ, дыхание начало срываться. Так бывает, когда осознаешь бессмысленность своих действий. Она сжимала грудную клетку ладонями, снова и снова, но Кэл видел — она уже все поняла.
— Он ведь не… не…
Голос Нормана соскользнул в высоту, стал тонким, как нитка.
Джемма сделала вдох-выдох-вдох — и остановилась.
На секунду все в комнате словно застыло. Только звук собственного дыхания давил Кэлу на уши.
Джемма отняла руки. Медленно, как будто каждый палец отлипал от чужой груди с усилием, словно она тянула их изо льда. Потом села на пятки, не вытирая лба, не глядя ни на Кэла, ни на Нормана.
— Всё, — прозвучало низко и глухо.
Норман резко замотал головой:
— Подожди, нет… Нет, подожди, ты же… еще раз, еще…
— Норман, — перебила Джемма, по-прежнему тяжело дыша. К Норману так и не повернулась. Не могла, понимал Кэл. — Всё. Понимаешь? Всё.
Она подняла глаза на Кэла. Сколько раз они бывали в таких ситуациях? Кэл бы не смог сейчас сосчитать. Гражданские, которым не повезло оказаться у чудовища на пути, другие агенты, коллеги, приятели. У них было много лиц, но умирали все они одинаково.
Наконец Кэл опустил взгляд.
Лицо Киарана было белым как снег. И спокойным, как и у всех других, — смерть дарует безмятежность, как бы она ни приходила. Но на лице Киарана безмятежность смотрелась плохо — теперь он не был похож на себя. Кэлу это не нравилось. На лице этого мальчишки должны отражаться тревога, упрямство, злость, отчаяние, снова упрямство, — а безмятежность смерти совершенно ему не шла. Кэлу это не нравилось.
Он протянул руку и положил ее телу на грудь.
Это ощущение пришло к нему не как мысль, а как странное потягивание где-то под ребрами, где должно быть солнечное сплетение или желудок.
Словно какой-то внутренний орган, о котором он никогда раньше не подозревал, забился где-то внутри.
И когда Кэл это ощутил, он уже знал, что произойдет дальше.
Потому что в следующее мгновение грудь Киарана слегка опала — а потом поднялась.
И он задышал.
Сердце словно застряло где-то в горле. Норман все еще ощущал отголоски безысходности и горя; мертвое лицо Киарана все еще стояло у него перед глазами, когда он застегивал на нем свою кофту — одну из любимых, огромный кардиган с большими коричневыми пуговицами. Ощущение, что он одевает мертвеца для похорон, никак не хотело уходить.
Киаран, тяжело дыша, смотрел на него украдкой и виновато, будто Норман, сидящий перед ним на корточках, за что-то на него злился.
А может, не на него.
Может, он боялся взглянуть на Кэла, расхаживающего по кухне и то и дело повторяющего:
— Никаких фактов, детка.
— Но…
— Мне-то откуда знать?
Норман увидел, как Джемма, остановившись на середине предложения, открыла было рот, чтобы продолжить, — но вместо этого ее плечи опустились, и она скрестила руки на груди. Увидел он и как она в очередной раз покосилась на Киарана. Ответы Джемма вновь и вновь требовала с Кэла, на Киарана же только бросала взгляды. Норман не мог их расшифровать. В них была тревога, но за Кэла или за человека, чуть не умершего у нее на руках, Норман не знал.
Киаран выглядел относительно… нормально. Он был слаб и без сил, но пожаловался только на боль в ребрах, и то один раз. Во всем остальном ничего не выдавало в нем кого-то, кто не дышал еще час назад.