– Знаю, – вздохнула Майу. – Счастья тебе, дорогой Тикка! У тебя – богатая невеста.
– Майу, – спросил Тикка, – посватайся кто-нибудь к тебе, потребовала бы ты в подарок от жениха полость из лисьих шкур, покрывало из птичьих хвостиков и ожерелье из настоящего жемчуга?
– А на что мне такие побрякушки? – удивленно спросила Майу.
– Ну а посватайся, Майу, кто-нибудь к тебе, послала бы ты его как последнего дурака бродить по свету и заставила бы его пришить два государства друг к другу?
Майу засмеялась.
– Матушка послала бы его вычистить собственные сапоги и причесать чуб.
– До свидания, Майу.
– До свидания, Тикка. Счастья тебе!
Всю ночь в одинокой лачуге Тикка не смыкал глаз – все о сватовстве думал. Наутро, а был как раз день Святого Михаила, оделся Тикка понарядней, положил в карман свидетельство капитана и пошел в усадьбу Анттила. Никку и Харьюс Мортен были уже там, скрипка – настроена на свадебный марш, а все – в ожидании: какое будет необыкновенное веселье, когда Тикке откажут и под звуки музыки с позором выставят за дверь. Одна Нилла не радовалась. Отец хотел выдать ее замуж за Харьюса Мортена, которого она терпеть не могла. И она уже подумывала: может, она станет счастливей, если выйдет замуж за скромного портного.
Тут появился Тикка и храбро прошел в горницу.
– Доброе утро, батюшка. Я здесь, собственно, по праву и требую, чтобы ты выполнил свое обещание. Вот прихожане – свидетели того, что Нилла должна стать моей женой.
– Так-так, – произнес, скорчив, как обычно, свою хитрую рожу, старик. Никку же меж тем снова начал настраивать скрипку. – Стало быть, сестрица моя в Эрегрунде попалась-таки на крючок. Славно будет узнать, как поживает эта скромница.
Тикка вытащил телеграмму из кармана и прочитал: «Мадам Андерссон шлет привет и благодарит. Она подавилась лососьей косточкой и как раз возвращается от доктора, но теперь она поживает хорошо и пригласила мадам Рёрстранд на чашечку кофе».
– Это еще что такое! – воскликнул, побагровев от злости, старик.
Меж тем Никку так сильно провел смычком по струнам своей скрипки, что одна из них лопнула. – И не стыдно тебе насмехаться надо мной!
– Вот мое свидетельство, – сказал Тикка и протянул старику бумагу.
Все столпились вокруг хозяина усадьбы Анттила, чтобы разглядеть диковинный документ. Харьюсу Мортену, который не умел читать, пришлось расспрашивать других, что там написано. А там было написано, что портной Тикка пришил друг к другу обе страны с помощью телеграфного кабеля, проложенного через море. Там было написано, что он собственной персоной запрашивал по телеграфу, как поживает мадам Андерссон, и затем получил нижеследующий ответ. Так что Тикка вовсе не хитрил; изворотливый старик был пойман в собственные сети, и ему пришлось признать, что у Тикки законные права на Ниллу. Никку спрятал скрипку с лопнувшей струной под мышку и незаметно скрылся. Но Харьюс Мортен надменно заявил, что не намерен уступать дорогу такому вот ничтожеству. Нилла тоже должна сказать свое веское слово.
Нилла и в самом деле хотела сказать свое слово, но только в пользу портного. Колокольня нежнейшим взглядом смотрела теперь сверху вниз на стог сена и уже протягивала, словно два флагштока, свои длинные руки, чтобы обнять Тикку. Но он, отступив назад, сказал:
– Спасибо вам, батюшка, за то, что вы хотите отдать мне Ниллу в жены. Но дела нынче обстоят так, что я этого больше не желаю. Слишком долго бегал я, как последний дурак, ради нее и ради вас по свету. Она слишком высока для такого малорослого парня, как я. Отдай ее в жены тому, кто больше ей под стать. Прощай, батюшка, прощай, Нилла. Останемся до конца добрыми друзьями.
Неожиданно стог сена исчез – будто ветром сдуло, и колокольня осталась одна в своем гордом величии. Прихожане шептались, поглядывая на старика, и скалили зубы. Старик так и затрясся от злости и с досады швырнул трубку. Ударилась о плиту его лучшая трубка да и разбилась. Беда ведь редко приходит одна.
Однако все в селении знали, что Тикка посватался к Нилле, но не все знали, что он отказался от своей невесты. Велико же было удивление, когда в воскресенье после дня Святого Михаила в церкви была объявлена помолвка портного, честного и овеянного славой Иошуа Тикки, с торпарской дочкой, честной и добродетельной Марией Вииттала.
– Вот парочка так парочка – одно конопляное зернышко женится на другом, – одобрительно кивали люди, – разве конопляное зернышко подходит к сосновой шишке, разве могут они ужиться в одном гнезде?
Тикка и Майу зажили счастливо. Одинакового роста – не надо одному смотреть сверху вниз на другого, одинаково работящие. Свою старую ветхую лачугу они починили и покрасили. На окошке у них цвели бальзамины, а три тучных коровы кормили Тикку и его жену молоком да маслом. Нилла же – колокольня – с досады вышла замуж за Харьюса Мортена, и хоть Никку и сыграл им свадебный марш, это счастья не принесло. Мортен промотал наследство жены, которое она получила после смерти богатого крестьянина из усадьбы Анттила, и заложил жемчужное ожерелье Ниллы за домотканую куртку у Тикки. Покрывало же из птичьих хвостиков использовали вместо пугала, а моль съела полость из лисьих шкур.
– Не плачь, Нилла, – сказала Майу. – Я сшила новую юбку твоей старшей дочке, а в следующее воскресенье приведи к нам вечером детей, они смогут сплясать сельскую польку под гармонику Тикки.
Так что колокольня по своей бедности стала ниже стога сена, хотя стог сена так и не дорос до высоты колокольни. А когда Тикка и Майу, маленькие и пригожие, словно куклы, семенили по церковному холлу, жители селения говорили:
– Два сапога – пара.
А Швеция и Финляндия пришиты друг к другу горами на севере, кабелем Тикки и многим-многим другим.