Ее слегка загорелая кожа выглядит безупречно, почти отражая мельчайшие блики. Румянец, которого обычно не бывает на щеках, за исключением тех случаев, когда она краснеет, делает ее более теплой, такой, какой она может быть в состоянии возбуждения, как в том сне о ней. Светло-золотистые тени для век делают янтарь ее глаз гораздо более завораживающим, чем я помню, и она трепещет темными ресницами, заставляя мой чертов желудок сжиматься.
— На мне то, что ты заставил нас всех надеть, очевидно, — напевает Уитли, не понимая меня. Затем она машет рукой на свой наряд, и то, что на ней надето, привлекает мое внимание. — Теперь ты счастлив?
Я опускаю взгляд и понимаю, что обречен.
Вот дерьмо. Я знаю, как должны выглядеть все костюмы, поскольку согласовал их с дизайнером, но она не должна выглядеть в этом так чертовски эротично.
Ее руки складываются на роскошной груди, и мне приходится сдержать рычание то ли из-за ее раздраженного тона, то ли потому, что я хочу задохнуться под ее юбками, как когда был молодым в 1800-х. Я беру ее за локоть и, пока она не успела привлечь к себе еще больше внимания, веду к краю балкона. Я вдыхаю свежий воздух, старательно отводя взгляд от ее груди.
— Нет, не совсем, — отвечаю я сквозь стиснутые зубы, заставляя мышцы челюсти напрячься. — Что сделает меня счастливым, мисс Уитт, так это то, что весь персонал будет представать перед гостями в костюмах три раза в неделю.
— Не могу поверить, — говорит она, видно, как она пытается сдержать свой гнев.
По крайней мере, мне удалось отвлечь ее от того, что моя кровь закипает… прямо в брюках.
Я бросаю на нее взгляд и не могу сдержать ухмылку.
Ее щеки, которые несколько минут назад были розовыми, теперь краснеют под сексуальным макияжем, а в глазах горит ярость.
— Носить красивое платье так плохо? — бормочу я, признавая, что из нее действительно получился восхитительный, хотя и вспыльчивый повар.
— Красивое платье? — она практически брызгает слюной, широко разводя руки в стороны, в то время как я избегаю смотреть на что-либо хотя бы отдаленно неуместное и смеюсь над ее очевидным дискомфортом. — Тебе это кажется смешным? Серьезно?
— Успокойся, женщина. Это ничем не отличается от того, что носят все остальные.
Ничем не отличается, и все же мне хочется вырвать все глаза, которые успели взглянуть на нее до меня. Я жестом приглашаю ее присоединиться ко мне на балконе, радуясь, что она не стала устраивать сцену и просто подняла в воздух свой курносый носик. Будь я проклят, если буду спорить с ней на глазах у персонала.
— Иди сюда, — я тяну ее за руку, и она быстро отдергивает ее с оскорбленным видом.
Как только я закрываю стеклянные двери, она шипит сквозь зубы:
— Я не собираюсь это носить.
Вызов в ее тоне заставляет меня принять вызов. Девчонка подчинится, чего бы мне это ни стоило27.
— Вы будете носить форму так же, как и все остальные, мисс Уитт, — я указываю пальцем на землю, чтобы подчеркнуть свои слова.
— Если это так, то почему мы здесь спорим? — она вскидывает бровь, и я бросаю взгляд на стеклянные двойные двери позади нее.
Все внутри ждут, затаив дыхание, и смотрят на нас, как на спортивное зрелище по телевизору. Ради всего святого. Ладно, вместо того, чтобы уводить ее, я должен был просто относиться к ней профессионально, как к любому другому, но я не могу игнорировать эту капризную женщину.
— Потому что это тебе всегда нужно поспорить, — как эта соплячка может не понимать, что именно она меня провоцирует, ума не приложу.
— Мне? — спрашивает она, указывая на себя.
— Да, тебе. Просто сделайте, как я прошу, мисс Уитт, — говорю я, поворачиваясь обратно к двойным балконным дверям, — Вы единственная, кому, похоже, не нравится новый наряд.
— Ты что, издеваешься надо мной? Ты вообще видишь это платье или ты настолько толстолобый, что намеренно пытаешься лгать самому себе? Я не могу носить его на людях, Коннор.
Она морщит нос, оглядывая себя, и я изо всех сил пытаюсь оторвать взгляд от ее груди, но безуспешно.
Мое имя на ее губах что-то делает со мной.
Я хмурюсь, поворачиваясь и глядя на нее. Волосы цвета глубокого шоколада волнами спадают до плеч, такие мягкие, что у меня возникает непреодолимое желание запустить когти в эти манящие локоны, а ее глаза — расплавленная карамель, в которой хочется искупаться. Мой взгляд опускается ниже, и в поле зрения попадает пышная грудь, практически вываливающаяся из корсета. Черт, ей нужен фишю28. Костюм немного облегает фигуру шеф-повара, идеально демонстрируя чувственные изгибы, похожие на песочные часы. Боги, она искусительница — сквернословящее отродье искусительницы.