… Насилие (любое) над человеком — мне это было с детства совершенно неприемлемо и непонятно! Не было ни одного случая за всю жизнь, чтобы мне пришлось применить насилие над человеком ради достижения какой-то своей цели или, как это делают другие, “просто так”, ради забавы, или “от плохого настроения”.
Когда мой товарищ из старших классов школы — “отличник” — делился своими мечтами принять участие в групповом изнасиловании какой-нибудь женщины, я никак не мог его уразуметь: это было для меня “запредельным”. Он же надо мной тогда… хохотал!… Впоследствии он стал военным врачом, служил в Москве, ведя “весёлый” образ жизни, получал отличную зарплату и хохотал о ней:
— Да разве ж в Москве — это — деньги?!…
… Когда в 1968 году готовилась советская интервенция в Чехословакию, была угроза, что и меня призовут. Я твёрдо решил тогда, что буду стрелять — в себя, но не в других.
Но не призвали: сумел поступить в аспирантуру, получил отсрочку от службы в армии.
Но десятки других порядочных парней из советских войск, посланных на новое порабощение народов Чехословакии, — стреляли тогда в себя, став героями пред Богом. В отличие от поработителей…
… Несколько лет спустя мне довелось слышать рассказ одного из советских танкистов, участвовавших в интервенции. Он был в передовом танке колонны наступавшей бронетехники. Герои сопротивления выставили на их пути на шоссе баррикаду. С танка открыли пулеметный огонь. Защитники баррикады залегли в кювет. Тогда водитель танка съехал с шоссе в объезд сооружений. Но одну гусеницу пустил по кювету…
И рассказчик — с удовольствием, смакуя, с чмоканьем — изображал, как лопались под гусеницей один за другим черепа живых раздавливаемых людей: “как спелые арбузы!”…
… В Праге публично сжёг своё тело в знак протеста Ян Палах — чешский герой. И у меня возникло очень серьёзное намерение сделать то же самое в Москве на Красной площади. Свою жизнь я в те годы не ценил, ибо не понимал её смысла. Но высоко ценил порядочность и ненавидел надругательства над ней.
… Меня остановил тогда Бог, Которого я ещё не знал. Он задал мне вопрос, справедливость которого я не мог не признать: как в незнакомом городе я достану достаточное количество бензина, доставлю его на Красную площадь, напишу и выставлю соответствующий плакат?… Он резко “затормозил” тогда моё намерение совершить этот поступок.
… В Москве в те дни сожгли свои тела другие парни. Меня же Бог готовил для иного служения…
НАЧАЛО ДУХОВНОГО ПУТИ. ЦЕЛИТЕЛЬСТВО
В этой главе я начну рассказывать о том, как Бог постепенно разворачивал меня лицом к Себе.
Встречаю однажды на улице своего старого знакомого, он приглашает идти заниматься хатха-йогой.
— Нет, — отвечаю, — я уже сам ею занимался, надоело.
Через несколько дней снова его же встречаю. (А ведь сколько лет до этого не виделись вообще!)
— Будет, — говорит, — лекция по целительству. Варвара Михайловна Иванова из Москвы приезжает. Приходи!
— Нет, — отвечаю, — мне это не интересно.
Он дал мне адрес, где будет лекция, и ушел.
И тут же я встречаю свою давнишнюю знакомую по университету, рассказываю ей про лекцию, она заинтересовывается и уговаривает меня пойти вместе с ней.
Варвара Михайловна Иванова была одним из героев той эпохи. Парапсихология, адептом которой она была, в те годы находилась под запретом. За Ивановой постоянно следили сотрудники КГБ. И её многократно уводили под руки прямо со сцены во время её публичных лекций. Но она продолжала эту битву — и победила: парапсихология в стране — ценой и её, в том числе, усилий — наконец была “признана”, запрет на неё был снят.
На той лекции, куда мы пришли (она в этот раз была для конспирации устроена в частном доме за городом), Иванова рассказывала о знаменитых целителях, показывала приёмы исцеления через руки, провела сеанс…
И у моей спутницы, и у меня были какие-то мелкие болезни.
Она — исцелилась. Я — нет.
Она отказалась уверовать в это. Я — не отказался.