Так громко.
Кончики ушей Декстера розовеют, когда Люси вскидывает руки в воздух с криком:
— Мы подождем здесь, пока ты его прикончишь! — Заявление достаточно громкое, чтобы его услышали все в комнате.
Мой парень стонет.
— Почему они продолжают рассказывать эту историю? — Он проводит рукой по своим аккуратно причесанным волосам, и мои глаза следят за его движениями, спускаясь по его шее к открытой коже у воротника. — Это так неловко.
Две верхние пуговицы его рубашки расстегнуты. Для Декстера это настолько непринужденно и буднично, насколько это возможно. У него есть и футболки; я видела их в его шкафу, и несколько раз по выходным. Но ему нравится быть нарядным. При параде. Аккуратным.
Моя работа — держать его в узде.
Я прижимаюсь губами к его шее для быстрого поцелуя, вдыхая запах его восхитительного мужского одеколона. Его древесный шампунь.
— М-м-м, ты хорошо пахнешь.
— Дафна, прекрати. Ты заставляешь меня…
— Возбудиться?
Мне нравится, какой он открытый сейчас; какими раскованными становимся, когда мы вместе. Какими честными и нежными.
— От того, что слышу, как ты произносишь это слово, становится только хуже. — Низкий баритон его голоса становится ниже, и он наблюдает, как я прикусываю нижнюю губу, двигая зубами взад-вперед.
Я смотрю в темный коридор, ведущий из гостиной, задумчиво приподняв бровь.
— Хочешь проверить свободную спальню?
Мой намек понятен.
Декстер сглатывает, его кадык дергается, а глаза за оправой очков быстро затуманиваются. Ну правда, Секси Декси.
Он коротко кивает. Да.
Хватает меня за руку. Тащит по темному коридору ко второй двери слева, мое тело гудит от желания и предвкушения того, что произойдет, когда мы закроем за собой дверь в ту темную комнату для гостей.
Дверь заперта; комната пустая и темная.
Напрягая зрение, я едва могу разглядеть какую-либо мебель, не говоря уже о пальцах Декстера, когда он находит завязку моего изумрудно-зеленого платья с запахом — того самого, которое я одолжила у Табиты, полюбила и не вернула. Обернутый вокруг моей талии, мягкий хлопок облегает мое тело, как вторая кожа, совершенно подчеркивает мои изгибы.
Большие руки скользят по обнаженной коже между глубоким вырезом, проникая в чашечку моего бюстгальтера, ладони нежно массируют мою грудь. Рай. Это похоже на рай.
Снаружи доносятся приглушенные звуки вечеринки, но нам все равно.
— Ты такая сексуальная, — мурлычет он в темноте, его губы находят опору на моей ключице. — Я хотел прикоснуться к тебе весь вечер. Развяжи это платье и будь ближе ко мне.
— Да, — со вздохом выдыхаю я ему в рот; рот, о котором я мечтаю каждую ночь; эти губы, от которых уходит вся боль в моем теле.
В какой-то момент меня поднимают на комод.
Неловкими движениями нахожу пряжку его ремня. Расстегиваю ширинку. Спускаю темную, нарядную джинсовую ткань с его стройных бедер вместе с темно-синими боксерами. Он развязывает пояс у меня на талии. Раздвигает хлопок моего платья. Отодвигает в сторону кружевное нижнее белье телесного цвета.
Мои руки блуждают по его торсу, рельефному прессу, крепким грудным мышцам.
Я люблю его тело.
Его очки.
Его разум.
— Я люблю тебя, — шепчу я, когда он толкается в меня с громким стоном; о презервативе все забыли, когда мы стали парой (не то, чтобы я сомневалась в этом).
Он толкается один раз, затем замирает.
— Ты только что сказала, что любишь меня?
— Да. — Я наклоняю голову в темноте, хотя он не может меня видеть. — Да, да, я люблю тебя. — Я двигаю тазом, надеясь подтолкнуть его.
Он медленно выходит. Медленно входит.
Снова, и снова, и снова.
— Боже, Дафна, о боже. — Он зарывается носом в мои волосы, глубоко вдыхая. — Я так люблю тебя.
Вперед. Назад. Медленно.
Комод ударяется о стену с каждым безумным толчком, наши громкие стоны и бормотание заглушаются только шумом вечеринки в соседней комнате. Смутно слышу характерный смех Табиты, но моя шея сворачивается в сторону, и я опьянена окситоцином, разливающимся по моему телу.
— Я люблю тебя… о! О боже… мммм…
Взрыв.
Взрыв.
Взрыв. Картина на стене за моей спиной падает, ударяется о твердую деревянную крышку комода и разбивается об пол с характерным звуком разбитого стекла.
Нам все равно.
Мы не можем остановиться.
— О черт, черт, — ворчит Декстер, когда мы кончаем одновременно. Он запечатлевает влажный поцелуй на моем виске, его грудь вздымается от учащенного сердцебиения.
Затем, после долгого молчания: