в самый обычный глоток, тут же перестал быть центром внимания. Это меня устраивало. Я полностью расслабился, и хмель потихоньку начал действовать. Всё вокруг становилось мягким и радужным. Хотелось смеяться и громко разговаривать. Наконец то я отдыхал. Вдали, на вершине Акрополя, был виден кусочек Парфенона. Под лучами солнца он был ослепительно белый. Картину немного портила стрела подъёмного крана за ним. Реставрационные работы шли полным ходом, но это были мелочи. Собака, снова проснувшись, вяло прошла несколько шагов и, совершенно обессилев от собственной прыти, упала у моих ног. Я почесал ей спину. Она, щурясь, посмотрела на меня через плечо и вильнула обрубком хвоста. Редкие минуты полного душевного покоя и равновесия. От полноты собственного счастья наворачивались слёзы. Я - живой! Живой! Сижу где-то в Греции, под светлым, прозрачным небом и пью пиво. Вокруг меня ходят весёлые, довольные жизнью люди и смеются. Господи, какое же это счастье! Я сижу так довольно долго. Кармен больше не появляется. Очевидно, её смена кончилась. Но я не расстраиваюсь, я и так получил очень много. Оставляю большие чаевые и погружаюсь в хитросплетение переулков и тупичков. Небо начинает блекнуть и краснеть, скоро вечер. От нечего делать иду на местный Арбат. Долго хожу между рядами ваз, статуэток, футболок, тканей, ковров и т.п. ерунды. Вездесущие художники пишут портреты, где-то играют уличные музыканты. Туристы жадно скупают всякую муть. Темнеет. Уже на выходе, захожу в угловой магазинчик и столбенею. Дыхание сбивается, внутри резко холодеет и начинает подташнивать. Прямо мне в живот смотрит дуло пулемёта. Хочется броситься в сторону, но я заставляю себя стоять на месте. Это МГ-42. Ржавый, но с виду вполне рабочий. Даже смотреть страшно, кто понимает... По стенам развешана всякая военная дребедень. Германские, французские и английские каски, Первой и Второй мировой войны, гранаты, штыки, ножи, ранцы, кокарды, ремни и прочее. Всё в неплохом состоянии. "Чёрт бы побрал всех эти любителе военной атрибутики!" Осторожно обхожу пулемёт и иду ко второму выходу. Настроение испорчено. Попутно натыкаюсь на немецкий китель, на нём две нашивки за ранения. Неожиданно чувствую себя ветеранов совсем другой войны и, чертыхаясь, выталкиваюсь на улицу, под недоумённым взглядом продавца. Дерьмо! При воспоминании о пулемёте живот опять сводит. Прошлое снова шагает рядом. Будь оно проклято! Достаю фляжку и делаю большой глоток, потом ещё. Ром обжигает и бодрит. Одно но, его больше нет. Фляга пуста. И ты Брут!!! Иду куда-то и выхожу к Синтагме.**** Тут как всегда шумно и весело. Рабочий день кончился и все спешат гулять. У огромной ели в центре площади назначаются свидания. В глубине, стоят карусели и слышен детский смех. Играет музыка и всё украшено сотня разноцветных гирлянд. У здания парламента сменяется караул. Часовые, в смешной форме, но с очень серьёзными лицами, хитро маневрируют. Туристы тут как тут и их вспышки не гаснут ни на секунду. Я подхожу к конечной трамваев и сажусь в вагон. До отправления 10 минут. Жду, ни о чём не думая. Я очень устал, но если сейчас поехать в гостиницу, будет ещё хуже. Стены будут давить и сводить с ума. Это я уже проходил. Решаю поехать в порт и выпить. Как следует. Пусть завтра мне будет плохо, и я буду ругать себя за слабость. Пусть. Мне здорово надоело бояться. От того, что я на всё махнул рукой, сразу становится легче. Пусть! Трамвай трогается и несётся по ярко освещённым улицам. Я смотрю в окно. Вечером всё не так как с утра. Мне начинает казаться, что вся моя жизнь - один большой, бесконечный вечер. Но это, наверняка, от усталости. Вагон наполняется, и я уступаю место. Ещё немного и вот уже слышен запах моря. Я выхожу за одну остановку до порта и иду пешком. Здесь совсем другая атмосфера. Жизнь кипит вовсю, и это беззастенчивое брожение радует глаз. Беру в магазине бутылку "Метаксы", заворачиваю её в газету и пью на ходу прямо из горлышка. Бренди отличное и первый же глоток воскрешает меня. Бодро шагаю оставшуюся часть пути, проходя длинные торговые ряды. Сильно пахнет рыбой и солью. Запах приятно щекочет ноздри. В свете фонарей чешуя рыбы отливает сталью. Бледно светятся кальмары и осьминоги. Искриться лёд, на котором всё это богатство разложено. Я напеваю "Варяг" и улыбаюсь. Прорвёмся! Порт встречает меня как старый друг. В череде дешёвых закусочных беру пару горячих сандвичей с беконом, сыром, помидорами и изумительной горчицей. Она совсем не острая и очень ароматная. Прошу положить побольше. Толстый седой грек слегка пьян и добродушен. - Ещё горчицы? Пожалуйста! Ещё? - Нет, спасибо. Достаточно. - У меня её много! Может ещё?! - Нет, правда, достаточно! Спасибо! - Приходите ещё! - Обязательно! Ем на ходу, обжигаясь и пачкаясь. Вкуснотища! Причалы ярко освещёны, но уже не лампочками, а по настоящему, прожекторами. Суетятся катера и теплоходы. Медленно и важно швартуются гиганты-паромы, извергая из своего чрева людей и автомобили. Люди спешат по домам. Подвыпившие туристы рассаживаются по автобусам. Прохожу мимо этого великолепия и иду дальше, к открытому морю. У меня там есть неприметная скамеечка, с неё открывается исключительный вид. Обычно она пустует. Не забываю я и о бутылке, она уже значительно легче... Сегодня точно не мой день. На моём месте увлечённо целуется парочка. Жаль, однако, "Метакса" уже действует и меня не так просто сломить. Оглядываюсь по сторонам и вижу небольшую скалу чуть дальше. Туда-то нам и нужно! Карабкаюсь наверх и перевожу дух. Здесь ещё лучше. Только сесть не на что. Сажусь на карту Афин и делаю длинный глоток. Я на месте! Правильно сделал, что не поехал в отель! Достаю табак и трубку. Передо мной ворочается Эгейское море. Мерцают звёзды. Потом приходит туман, и становиться холодно. Но мне уже всё равно. Я весь растворён в громаде моря, неба и воздуха. Из прибрежных кафе доносится мелодия танго и отдельные голоса. Корабли, как доисторические ящеры, огромные и невидимые, проходят совсем близко от меня. Я чувствую запах мазута и ржавого железа. Скала мелко вибрирует от их мощи. Я замираю и внемлю голосу вселенной. Меня нет.