ают нашей пощады. Это толстые и лоснящиеся трупные крысы. Они уничтожаются при первом же появлении. Офицеры бодрят нас "ласковыми" словами. Им самим приходится не сладко. Особенно тем, кто действительно офицер, а не тряпка. Мне кажется, что они вообще не спят. Особенно плохо они выглядят после разговора с вышестоящим командованием. Нелепые, дурные, преступные и откровенно предательские приказы, совсем не редкость. Им стоит большого труда сохранить наши жизни, и они честно выполняют свой долг. Спасибо им всем от нас, потому как от Родины спасибо не дождёшься... Мой дед, тот который вернулся с войны, охотно рассказывал о ней моему отцу и старшему брату. На фронт он попал уже взрослым, состоявшимся мужчиной, офицером, ему было 40 лет. Будучи до войны архитектором, он стал сапёром. Вернулся с легким ранением и тяжёлой контузией. Его рассказы были спокойны и просты, в них никогда не присутствовал ужас или обречённость. Наоборот, он говорил, что не смотря ни на что, никогда больше он не чувствовал такой свободы. Такого единения. Такой полноты жизни. Мой старший брат часто спрашивал его, видел ли он танки. Он отвечал, что да, видел... - А близко видел? - И близко видел... - Страшные они? - Не очень... - А самолёты... видел? - Видел... - А они вас бомбили? - Бомбили... - А вы боялись?.. - Бывало... - И что же выделали? - Воевали... Мы же солдаты... Армия. Его слова, а точнее его спокойствие, не идёт у меня из головы. Конечно, он был старше нас, и всё воспринималось им иначе. Но, похоже, главное было не в этом. Просто он, в отличие от нас, знал, за что и с кем, он воюет. Что защищает. Мы же, были просто брошены под пули и умирали, не понимая, кому это было нужно. Дед прожил ещё много лет и умер в полдень 9 мая, так же тихо и спокойно. Наш юмор тоже "обострён". Нервная система взвинчена до предела и требует разрядки. На отдыхе, чьё-то падение вызывает дружный хохот, а удачная шутка, особенно с глубоко интимным уклоном, смех до коликов. Со стороны, всё это больше похоже на истерику. Так оно и есть. Но что делать, нам всем здесь здорово достаётся... Вот кто-то протягивает мне кусок хлеба с тушёнкой. Не замечая подвоха, я радостно вцепляюсь в него зубами и чуть их не ломаю. В хлебе патрон от "Калашникова"... Шутник так хохочет, что падает спиной в костёр и никак не может встать. Он визжит и захлёбывается от смеха, несмотря на горящие штаны... Все в полном восторге. Да и я тоже. Вот один боец вскакивает, низко наклоняется и, не сгибая ног в коленях, упирается руками в землю. Другой, мигом сообразив в чём дело, подскакивает к нему сбоку. Он делает вид, что опускает ему в зад, т.е. пардон, в ствол миномёта, мину. Затем он отшатывается, и присев на корточки, зажимает руками уши. "Миномёт" шумно пускает ветры... В зависимости от громкости, знатоки определяют его калибр. Некоторые залпы действительно впечатляют... После "поесть" и "пошутить", особенной популярностью пользуются рассказы о женщинах. У большинства из нас никогда и ничего с ними не было, но все корчат из себя бывалых развратников, уставших от долгого и тяжёлого порока... Стремясь поразить друг друга, мы переходим все грани приличия. Даже камни и те кажется, краснеют от наших "воспоминаний". Удачные истории пересказываются помногу раз. Сюжет их, с каждым разом, все более захватывающ и похабен... Мишка, на удивление всем, рассказывает трогательные и неожиданно целомудренные, истории. В них, он всегда остаётся ни с чем, а коварная девушка уходит от него к другому. Его рассказы всем очень нравятся. В них чувствуется нежность. Но, мы ещё очень молоды и стыдимся своих чувств. Что бы скрыть своё замешательство, все просят рассказать что-нибудь меня. Я пользуюсь репутацией "знатока". Порой, мне удаётся выдавать такие пошлости и словесные кульбиты, что самому потом противно... Зато, ни у кого больше не возникает сомнений в моей причастности к греху. Сами понимаете как это важно... - У меня соседка по этажу, - начинает один боец и все сразу подсаживаются ближе - во-о-о-т с такими титьками. Начало истории нас воодушевляет, и мы рассаживаемся вокруг него как похотливые обезьяны. Предвкушая подробности, мы дружно закуриваем. Во-о-от такие! - Повторяет он и рисует в воздухе заманчивые полусферы. - Ого! 4-ый наверно?! - Не...5-ый. Точно 5-ый. - Слышь, Шланг, это какой? - Покажи-ка ещё раз! - Во!!! - Да таких не бывает! -Ну, вот такие. Не меньше! - 5-й размер. Железно! - 5-ый! Вот это да! Вот бы ... Довольный рассказчик даёт нам вдоволь посмаковать "предмет" истории. Когда страсти немного стихают, он продолжает. - Захожу я как-то к ней, уж не помню, что мне надо было... - Известно, Что, тебе надо было! - Не выдерживают бойцы. - Да уж точно не за солью заходил, подлец ты этакий! А с виду тихий! Ну ты её... И дальше следует невыразимая тирада, сопровождаемая узнаваемыми движениями... - Да нет... Я ещё молодой был... Да и она не такая...он хорошая... - Это с такими-то "этими" и не "такая"?! - не унимаются ребята - Тебе сколько лет то было? - 16... - сокрушается боец. - Да-а-а, маловато. - А ей сколько? - 23, вроде... - Самый сок! - авторитетно вставляю я. - Ну и чего? Не тяни! - Ну, стучусь я, а дверь не заперта. Я захожу. По-соседски! - Ага! И хвать её за жопу, ну так, "по-соседски!" Мы ржём как кони. Вот ведь загнул, "по-соседски!" - Да нет же! Захожу, а она в ванне, бельё стирает... Не слышит, что я вошёл. - Эх, меня б туда... Уж я б не растерялся! - Посмотрел бы я на тебя! У неё муж, два на два. В пыль сотрёт. Кулак как буханка. - Точно! А хрен как батон! От хохота трясутся стены. Ещё немного и сдетонируют наши гранаты. - Короче, выходит она из ванной, а из одежды на ней, только шортики да футболка. И прямо на голое тело. И вся такая распаренная... влажная... А грудь так и колышется... Тяжёлая такая... мягкая...округлая... Кто-то шумно сглатывает слюну и нервно кашляет. Картина завораживает... - И? - хрипим мы как единый организм. - А я в ступоре! Ни рукой, ни ногой! И язык проглотил. Пялюсь на неё и всё! Она злиться начинает! Чего, говорит, молчишь? Зачем пожаловал? А потом ниже то посмотрела, на штаны, да как засмеётся. Экий ты скорый, говорит! А у меня там как будто базука спрятана! Аж трещат! Я совсем растерялся. Стою, красный как рак. А она вдруг прекратила смеяться и ближе подходит. А глазищи так и светятся... - Прям так и светятся?! - Да точно тебе говорю! Ведьма, да и только! - А красивая? - У-у-у!!! Глаза зелёные, волосы вьются, талия тонюсенькая-тонюсенькая... Подходит и ласково так, по щеке мне рукой проводит.... У меня коленки так и задрожали. А потом наклоняется ко мне и целует, в губы... Он замолкает. Мы ждём продолжения, но он совершенно забывает про нас. Его лицо становится серьёзным и отрешённым. - И, всё? - робко тянет кто-то. - Всё. - Так и ушёл? - Она меня и вытолкала сразу. Я и глазом моргнуть не успел. - Во стерва! Муж, муж... А сама... - Да развелись они. Бросил он её... - А-а-а. Тогда понятно... - Да ничего тебе не понятно! - солдат вдруг вскипает и весь заливается краской. - Ни хрена тебе не понятно! Ясно тебе! Ни хрена! - Да ясно, ясно... Псих ненормальный! Сам же начал... - Ну и всё! Закончил! - и рассказчик угрюмо отворачивается. Все неохотно расходятся. Концовка наводит уныние. Остаёмся только мы с Мишкой. Боец поворачивается и, ни к кому не обращаясь, говорит, глядя в пространство - Вот вернусь, оденусь поприличнее, куплю цветов, торт и вина какого ни будь, хорошего, и к ней пойду. Зайду и скажу - "Ну, здравствуй, мать! Принимай гостя! Солдат вернулся..." А потом будем сидеть у неё на кухне и разговаривать и вино пить... И вообще... Его глаза заблестели, он встал и выплюнул окурок. - Если вернусь, конечно. - Вернёшься, - тихо говорит Мишка и кладёт ему руку на плечо. - Все вернёмся. Но тот только отмахивается и отходит, пряча ото всех лицо. Его плечи вздрагивают. Мы докуриваем молча, говорить не о чем. Бой гремит где-то впереди нас, постепенно приближаясь. Судя по грохоту, там сущий ад. Это странно. В последнее время федералы уверенно держат город днём и духи всё реже противостоят открыто. Другое дело, ночью, когда город принадлежит им... Но вот всё стихает. Только изредка постреливает пулемет. Мы немного расслабляемся. Так проходит минут 30 и мы начинаем думать что день пройдёт спокойно. Расположившись на втором этаже пятиэтажки, занятой нашей группой, среди голых, каменных стен, мы, по облику и повадкам, олицетворяем типичных пещерных людей. Только вместо дубин, у нас под рукой автоматы. Мишка готовит на маленьком костерке нехитрый обед. Я, как голодный кот, вьюсь вокруг. Еда воспринимается как несомненное благо и её запах притягивает как магнит. Я мешаюсь, и Мишка покрикивает на меня, и норовит треснуть "половником", но я лишь уворачиваюсь , и снова начинаю сужать круги... Еда, как можно отойти от неё! К тому же, Мишка, как заправский солдат, может приготовить молочного поросёнка из старой дохлой вороны... Когда Мишка, как будто ненароком, показывает мне большой кусок сырокопчёной колбасы, этого неземного, божественного деликатеса, я начинаю подвывать... И где он её достал? С ума сойти! - Ну что же он так долго!!! Палач! - Терпи, солдат! Тяжело в лечении, легко в гробу! Ещё 5 минут. - Ну, смотри, если больше! Буду вынужден применить оружие... Мишка улыбается. Без него я бы пропал. Наконец всё готово и мы наслаждаемся его варевом. Потом, глотнув водки, отправляем в рот по куску колбасы, и стон блаженства плывет над руинами... - Мишка, ты - ЧЕЛОВЕК! Ты - царь зверей и прочих больших, и маленьких, существ! Я, преклоняюсь пред тобой! - Я встаю на четвереньки и усиленно виляю задом. - Дай ещё колбаски, а... - На