Уже в машине Бет упрекнула мужа:
— Ты даже не стал торговаться!
За дом просили 192 500 долларов — почти столько Том выручил от продажи своей купленной когда-то на правах аренды лондонской квартиры в грязном оштукатуренном доме, напоминавшем именинный пирог, изгрызенный мышами. И вот теперь Том, произнеся всего три слова, можно сказать, обратил свинец в золото, а начни он сейчас торговаться, от волшебства не осталось бы и следа.
— Пожалуй, в доме темновато, — заметила Бет, но Том видел лишь сверкающий на солнце снег и мечущиеся по воде блики.
Тихонько вступив в темный коридор, он натолкнулся на старый велосипед Бет, который рухнул на пол с оглушительным грохотом, грозившим перебудить спящих. Том прислушался, но наверху вроде бы не проснулись. Включив свет, он отвел велосипед подальше от входной двери осторожно, будто тот был стеклянный. Цепь у велосипеда отсутствовала, а переднее колесо, похоже, заклинило намертво. Бет уже много лет не садилась на него, и тем не менее велосипед сделался частью обстановки, как и стеллаж, все же оставшийся без фарфора. Теперь там чего только не валялось: плюшевые игрушки, книги в мягких обложках, компакт-диски, настольные игры и кассеты с диснеевскими мультфильмами, и вдобавок был еще Орландо, золотая рыбка, одиноко плававшая в круглой банке среди ярко-зеленых пластмассовых водорослей.
У лестницы Том скинул мокасины, на цыпочках прошел наверх и заглянул к Бет. Лампа у кровати еще горела, а сама Бет свернулась калачиком под стеганым одеялом — виднелся только светлый ежик волос. На ковре валялась раскрытая книга. Том поднял ее. «Ваш гиперактивный ребенок», — гласило название.
— Что гремело? — сонным голосом спросила Бет.
— Извини, твой велосипед свалился.
— Да выкинуть бы его…
Том присел на краешек кровати и ласково погладил Бет по голове.
— М-м-м… — пробормотала она и опять уснула.
Финн почему-то чуть не расплакался, когда Бет пришла недавно домой со своей новой ультракороткой стрижкой, а Том ощутил внезапную волнующую нежность. Что бы там ни говорили о скуке семейной жизни, в их браке Бет всегда удивляла Тома, и именно теперь особенно часто: казалось, каждый новый день прибавлял ей неожиданную привлекательную черточку. Знакомый звук шагов на крыльце до сих пор заставлял Тома радостно трепетать; это был звук новостей из внешнего мира, обещавший радость, веселье, нечто необыкновенное. Раньше Том упорно пытался понять, в чем же заключается любовь, и у него выходило как с тригонометрией в школе: общий смысл улавливал, а детали уяснить не мог. Однако с Бет все стало простым и ясным, как дважды два.
Да, Бет постоянно удивляла Тома, но в последнее время превзошла сама себя: новая стрижка, новая машина, новая работа, даже говорить она стала по-новому. Вот только сегодня вечером жена влетела в дом и объявила: «У нас на работе джихад!» — необычайно напряженная и решительная, этакий маленький исламский фундаменталист. А вчера Том наклонился над Бет, работавшей за ноутбуком, от которого ее теперь не оттащишь, и она, кивнув на экран, сказала: «Информационный шквал!» Муж поцеловал ее, удивляясь про себя. Поразительная Бет.
Спать Тому еще не хотелось, и, стараясь не разбудить жену, он беззвучно прошел в комнату Финна, где в приглушенном голубоватом свете ночника мальчик лежал на спине, с мишкой вместо подушки, раскинув руки, чуть сжав кулачки и наивно приоткрыв ротик. Ну конечно, никакой Финн не гиперактивный. Том подоткнул ему одеяло, и, как всегда, отца тронула доверчивая беззащитность спящего сына. Взрослые так не спят. Он и Бет одинаково съеживались, стараясь принять позу эмбриона, словно защищались от чего-то. Иногда Том прижимался к жене сзади, а его правая рука лежала на ее обнаженном животе, а порой Бет сама придвигалась к нему, кладя на живот свою левую руку. «Почему мы спим так, будто ждем каких-нибудь злобных фурий?» — спросил однажды у жены Том. А вот Финн не боялся фурий. Он ложился как придется и спал, разметавшись, безмятежный и беспечный. На подушке темнел влажный кружок — сюда упала капелька слюны. Том коснулся губами лба мальчика. Эта любовь тоже оказалась несложной, гораздо легче, чем он мог себе представить. В Лондоне отцовство представлялось Тому ношей, которую взваливают на себя другие мужчины и которая совсем не по нему. Но в данном вопросе (как, впрочем, и во многих других) то, что мнилось правильным там, оказывалось ложным здесь. Снова американские чудеса.
Он стоял у окна и смотрел на постепенно стихающую бурю. Неспокойные воды Пьюджет-саунда были испещрены неровными вспышками отраженного света. Последний паром из Бремертона, сияя огнями, на большой скорости пересекал бухту Эллиот, и этот движущийся источник света выхватывал из темноты матовый черный прямоугольник у самого берега — большое судно на якоре.