«Лучше не брать», — подумал помощник.
— …они скрещиваются с домашними собаками. Да вы посмотрите на здешних псов: какие у них челюсти и как они держат хвосты. Просто удивительно, сколько среди них полукойотов. Помеси койотов с немецкими овчарками, лабрадорами, колли… Не очень-то хочется повстречать ночью такую псинку, точно вам говорю.
Медно-красный берег наползал на корабль. В полутора милях обозначился Буш Пойнт, хотя маяк терялся во мгле. Вглядываясь в темноту, третий помощник населил невидимый берег дикими злобными тварями и ощутил острую тоску по тихим улицам родного Сток-он-Трента, где жили его родители и куда он сам (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) вернется на Рождество. Отец с матерью всегда ждали необыкновенных историй, а ему редко удавалось по-настоящему их развлечь. Однако теперь третий помощник знал, о чем расскажет за праздничным пудингом, потягивая бренди-баттер[3].
В доме на Квин-Энн-Хилл неплотно закрытое окно ванной комнаты то и дело хлопало от ветра. Финн сидел в ванне, пытаясь прилепить к верхней губе и подбородку пушистые хлопья пены.
— Где папа?
— Ужинает с одним своим другом. Другом из Англии.
— Хо, хо, хо! — пробасил Финн голосом Санта-Клауса.
— Он вернется, а ты уже будешь спать, — сказала Бет из-за зеленого полотенца с динозавром. Она понюхала ткань, которая приятно пахла Финном и немного — водой из бассейна и мылом. Сейчас очередь Тома заниматься стиркой, об этом Бет ему напомнит записочкой на холодильнике.
— Знаешь что?
Движением, которое под силу не каждому йогу, Финн вытащил из воды правую ступню, поднес ее к самому лицу и стал внимательно изучать.
— Что, малыш?
Рассматривая нечто у себя между пальцами, он ответил:
— Я думал…
— О чем ты думал?
— Это очень-очень сложно. Где бы я был, если б меня тут не было?
— То есть здесь не было бы, в доме?
— Нет. — Финн, нетерпеливо хмурясь, разглядывал розовую пятку. — Где бы я был, если б меня тут не было?
— Даже не знаю. — У Бет целый вечер болела голова, а внизу ее ждал ноутбук и непочатый край работы. — Где бы ты был?
— Если бы меня тут не было, у меня бы тогда и мыслей никаких не было.
На секунду личико Финна стало таким, каким становилось, когда умирал хомячок или домашняя песчанка: вытянулось и резко опало, словно дом, подлежащий разрушению и взорванный динамитом. Но на сей раз за этим последовало хихиканье. Финн сидел, целиком поглощенный уморительной, лишь ему понятной шуткой. Большим пальцем мальчик лениво протыкал мыльные пузыри.
Бет присела на закрытую крышку унитаза и улыбнулась самой широкой и успокоительной «маминой» улыбкой.
— Ты часто об этом думаешь, маленький?
— О чем?
— Ну, где бы ты был, если не здесь?
— У, все время думаю. — Финн протыкал и протыкал пузыри. — А у меня ногти длинные выросли.
Все говорили, будто у Финна волосы совсем как у отца, но в отличие от седоватых семитских кудряшек Тома, уже начавшего лысеть, волосы мальчика напоминали темные спиральки, жесткие и густые, и его без труда можно было отыскать в стайке дошколят. Бет не давала покоя мысль о том, что вместе с волосами Финну достался и отцовский склад ума.
Волосы Тома по-еврейски курчавились, однако он не был евреем. Несмотря на британский акцент, Том не был и англичанином, по крайней мере был им не вполне. Не являлся он и венгром, хотя в Венгрии родился, и уж конечно, жизнь в Штатах не придала ему даже отдаленного сходства с американцем. Именно эта непринадлежность ни к одному месту в мире или, как думала Бет теперь, неопределенность существования Тома так притягательно подействовала при первой встрече. Том отличался от всех знакомых Бет. Загвоздка заключалась в том, что и после восьми лет совместной жизни она никак не могла понять истинную сущность мужа. Когда по телевизору рассказывали о женщинах, супруги которых нежданно-негаданно оказывались благовоспитанными шпионами или замаскированными серийными убийцами, Бет подсознательно догадывалась, как такое становится возможным.
Подстригая Финну ногти, Бет заметила: ребенок играет со своим пенисом. Сначала она сделала вид, будто ничего не видит, но затем поняла — Финн раскусил ее уловку и смотрит хитро, забавно улыбаясь краешком рта. Вылитый отец.
— Финн Дженвей! — Бет поднялась, разворачивая полотенце с динозавром. — Ну-ка вылезай из ванны!
— Я не Финн Дженвей, — заявил он. — Я Финн Саньи.
Зря Том ему сказал, подумала Бет.
— Это одно и то же, глупышка. Дженвей — тоже Саньи, просто так в Англии говорят.