Евтушенко приехал в Белфаст в октябре 1974 года сразу же после провала забастовки деливших власть Исполнительного комитета и Совета ольстерских рабочих, когда довольно часто происходили беспорядочные взрывы, особенно в пабах. Военное присутствие чувствовалось повсюду, и не было надежды на то, что положение исправится политически или, как было в 80-х, что насилие примет более предсказуемые формы с подсчетом ударов по военным целям. «Холодная война» все еще задавала модель отношений между Востоком и Западом; высланный Солженицын со своей громогласной критикой был центром сопротивления; Евтушенко удалось сохранить репутацию «овода» советской политики, но сам он не перешел грань диссидентства. Хотя время от времени он высказывался в духе глобального гуманизма, иногда довольно откровенно, это никогда серьезно не угрожало его положению официального поэта, и, имея возможность путешествовать по всему миру, он сочинял стихи, удивительно разнообразные тематически и по месту действия. Неизбежно упрощенное отношение Советского Союза к конфликту в Ольстере к этому времени уже было жестко определено: проблема Ольстера — проблема позднего колониализма или империализма, ирландцев в Ольстере притесняли и держали под контролем грубой силы британской армии[283]. С этой точки зрения, официальная линия Советов, излагаемая в газетах «Правда» и «Известия», заключалась в широкой поддержке республиканской оппозиции и status quo в Северной Ирландии, а политическая позиция ольстерских протестантов в конфликте встречала мало понимания: конфликт считался интернациональным. Есть множество подтверждений такого заданного отношения в стихотворении «Пушкин в Белфасте». Стихотворение начинается словами Евтушенко-туриста в Белфасте, где поэт был «кажется, бестактен, / и фотоаппарат я взял некстати, / им по-туристски зренье заменя, / и вот, ругаясь по-английски матом, / за это замахнулся автоматом / прыщавенький солдатик на меня»[284]. Однако необщепринятая позиция Евтушенко (по советским официальным стандартам) состоит в том, чтобы видеть всех жертвами конфликта: он понимает: «Несчастный мальчик… Не его вина..». Солдат — в плену «старинной распри христианской». Несмотря на это, Евтушенко присоединяется к общепринятому взгляду стороннего наблюдателя на жизнь в Белфасте: там живут «…среди всех уличных убийств, и бомб в конвертах, / и динамитом пахнущего ветра, / и страха перед тем, что впереди», что является преувеличением даже для 70-х.
Бродский посещает Белфаст 10 лет спустя в самом начале горбачевских реформ. Его статус как русского, так и всемирно известного поэта уже устоялся. В то же время конфликт в Северной Ирландии и образы насилия, с ним связанные, стали к тому времени трюизмом. Читатели Бродского — англоговорящие, и им не требуется разъяснения проблемы; не встает вопрос и об «официальной» линии для этой англо-американской публики (не считая небольшого предпочтения одной стороне по другую сторону Атлантики по историческим причинам). Любому писателю, который осмеливается взяться за эту заезженную тему, следует делать это отстраненно, сглаживая грубые проявления политических и военных реалий. По сравнению со стихотворением Евтушенко стихотворение Бродского лишь слегка касается волнений, и, как будет видно, это очень верный и разумный подход.
Визиты обоих поэтов имели много общего (что может показаться неизбежным). Оба выступали перед большими аудиториями; оба встречались с представителями интеллигенции и местными поэтами в Белфасте; для обоих были организованы ознакомительные поездки по городу, а для Евтушенко (но не для Бродского) и за город. Однако созданные ими стихотворения отражают впечатления о Белфасте, конкретно связанные с их визитами. Евтушенко действительно приехал на чтение раньше назначенного и застал конец лекции о Пушкине, так что кажущаяся сюрреалистической фабула его стихотворения очень тесно связана с реальным событием. Девушка из Белфаста Бродского может быть отдаленно похожа на одну из гидов по городу. Однако выбор этих двух тем из всех возможных в качестве основы для поэтического произведения подчеркивает различие двух поэтов. Имея в виду русскую аудиторию, Евтушенко обращается к исходной ситуации отчуждения, которой его читатели могут легко симпатизировать. Смущенный и чувствующий себя неловко в опасном городе, русский лирический герой попадает в самую невероятную ситуацию: лекция о биографии Пушкина, которая заканчивается на событиях, предшествующих смерти поэта. Пушкин предоставляет русскому путешественнику как человеку и как поэту окончательное подтверждение того, что самое лучшее, что есть в культурном наследии России, находит отклик и в этом раздираемом противоречиями городе; гибель Пушкина на дуэли позволяет поэту символически присутствовать в городе, объятом смертельным насилием; подобно реальной смерти на улицах, гибель, прежде выпавшая на долю поэта, поджидает в засаде ничего не подозревающих студентов, которые выходят из лекционного зала. В этом смысле, как и предполагает название, «Пушкин в Белфасте» — глубоко русское стихотворение с националистическим оттенком: поэзия может гуманизировать мир, так и Евтушенко хочет его гуманизировать, и Россия устами своего национального поэта может обратиться к тем, кто страдает далеко за пределами России.