Несколько энергичных толчков к берегу, и я выныриваю на поверхность. Впрочем, слово «выныриваю», пожалуй, неточное. Никто тут не погружается полностью. Все пловцы (а их сейчас тут, на этом пятачке, полтора десятка) лишь опустили в воду голову, а над поверхностью торчат трубки, затылки, спины и обтянутые яркими плавками задницы.
— Па, ты чё?
— А чё?
— Почему вынырнул, как ужаленный?
— Да там… стая каких–то монстров, и все смотрят на тебя… Ж-жуть!
— Неужели так страшно?
— Нет, красиво…
— А где кораллы?
— Похоже, что вон где, чуть дальше, только я туда ещё не добрался.
Дочка плывёт в сторону рифа, и я вижу, как она вертит под водой головой, видимо, поражённая тем, что увидела. Ни в одном аквариуме нам не найти такой красоты. Вода, прозрачная и чистая, скрадывает расстояние, и кажется, что до рыбы очень близко, стоит только руку протянуть.
— Дай же и мне глянуть, — торопит меня жена и тянется за моей маской. — Что вы там такое увидели?
— Ты обалдеешь. Только ничего не трогай руками. И ногами тоже. Я видел на дне что–то такое… в общем, вспомнил вдруг, что тут водятся морские ежи. Если наступишь на такого — всё, уже не туристка. Будешь хромать две недели и температурить.
Жена опускает голову в воду и плывёт следом за дочерью. «Нужно обязательно купить третий комплект — маску с трубкой, — думаю я. — Интересно, сколько здесь это стоит? Небось, местные торгаши беззастенчиво спекулируют, три цены просят…»
Вскоре жена и дочь возвращаются.
— Там, слева, где кончается риф, — показывают они, — глубокий обрыв. Это всего в трёх метрах от берега. Страшновато. Пока плывёшь над рифом, кажется, что мелко. А под тобой — всё рыба, рыба… А дальше — обрыв, и над ним кружится какая–то большая стая, но мы туда даже не сунулись: дна совсем не видно.
— Я только глянула вниз, — говорит Рита, — а оттуда, из глубины — какая–то тень прямо на меня… Как приведение: только что её не было видно — и вот она уже почти рядом, большая, непонятная…
— Ну вот, — говорю я, — а не знали бы, что под вами такая бездна — плавали бы себе спокойно и на берег не торопились бы…
Вова из Могилёва
Жена с дочкой повадились бегать на водную аэробику. Под зажигательную музыку весело и увлечённо крутят руками, головой и всем остальным, что можно крутить. При этом стоят по колено в воде. Инструктор отдаёт команды на 5–6 европейских языках. А минут через двадцать желает всем хорошего аппетита — почему–то по–итальянски: «Синьори, синьорэс, бон апетито пэр тутти». Ну да, до обеда осталось всего ничего.
Идём по территории отеля в ресторан. Нам навстречу — молодой подтянутый парень из местных. Очевидно, работает тут. На нём спортивный костюм и кроссовки. Этакий школьный физрук — живчик, бодрячок.
Показывает на Риту и говорит:
— It's bad flag, not good.
— Sorry, what do you say?
(Разговор египтянина с русским.)
Какой ещё флаг, о чём это он? И почему этот флаг — плохой? Присматриваюсь: на Рите футболка с большим британским стягом на груди. Купили где–то на барахолке в Москве. Кажется, у вьетнамцев.
— О чём речь? — спрашивает жена. Она подошла чуть позже.
— Говорит, что плохой флаг, нехороший.
— Да, — египтянин переходит на ломаный русский, — мы его не любить. Это английский.
— Вернись в номер и переоденься, пожалуйста, — говорим мы дочке. Страна незнакомая, мало ли что… может быть, тут это в норме вещей — ненавидеть всё английское. Наверно, они тщательно следят, чтобы нигде никакой британской символики не было. Или, скажем, американской.
Рита удивлённо смотрит на нас и уже собирается было вернуться в номер. И тут египтянин начинает смеяться.
— Это шютка, — говорит он. И ржёт громко. Ему очень весело. — Нам всё равно, кто какой одежда.
— Но мы–то решили, что и в самом деле… — оправдываемся, пытаемся хоть как–то что–то объяснить.
— Я тут работать. Школа виндсерфинга. Приходи. Вам понравится.