В Гохране России хранится уникальный алмаз в 57 карат. Ему дали имя «Алексей Козлов». В 2020 году мы сняли документальный об этом замечательном разведчике, который, подобно алмазу, проявил невероятную твердость в условиях юаровских застенков. В ходе работы над фильмом мне довелось беседовать со многими коллегами Козлова. Поэтому во время рассказа о судьбе этого человека я предоставлю слово его товарищам, а также самому Алексею Михайловичу.
Раньше давали только кружку жидкости, напоминавшую то ли кофе, то ли чай, а чаще воду, в которой мыли посуду, два куска хлеба и миску каши. А накануне Козлову принесли на ужин курицу. Это был плохой знак. В тюрьме Претории существовал обычай — курица полагалась только накануне смерти. И даже тут действовали правила апартеида: белому смертнику — целая курица, черному — половина.
Был четверг. Казнили по пятницам. В пять утра вывели и его. Однако не повесили. Просто показали, как это происходит, — приговоренного вздернули на виселице, она стояла на втором этаже. Потом люк опустился, казненный упал вниз. Там стоял доктор Мольхебе — тюремный врач. Он делал, как говорили в тюрьме, «последний шприц» — воздухом в сердце, и человек умирал.
В камере смертников тюрьмы Претории Алексей Козлов провел полгода. Потом перевели в другую. Но легче от этого не стало. Его пытали и днем, и ночью. Били, не давали спать — каждый час будили и выводили на проверку. Однажды он простоял 26 часов. А потом повели в туалет. По дороге он упал и потерял сознание…
Параша, кровать и стул. Комната — три шага на четыре. На стенах гвоздем нацарапаны прощальные слова тех, кто здесь сидел. В камере был динамик, из него доносились жуткие стоны и крики. Рядом была дверь, откуда выносили трупы повешенных, иногда по двенадцать в день.
Но самым страшным для Козлова было то, что Москва не знала, где он и что с ним…
Разведчик-нелегал Алексей Козлов был командирован Центром в ЮАР в 1977 году. Задача — выяснить, есть ли у ЮАР атомное оружие. Стало известно, что уже несколько лет в местной научной лаборатории Пелендаба идут исследования в ядерной области. А в пустыне Калахари, на границе с Ботсваной, советский спутник зафиксировал строительство двух глубоких шахт, которые, по нашим данным, готовили для подземных испытаний. Скважины предназначались под, как называют это профессионалы, холодное испытание первого изделия, первой бомбы. Об этом были немедленно проинформированы американцы и французы.
В 1978 году удалось зафиксировать похожую на атомный взрыв вспышку в Южном полушарии, неподалеку от Кейптауна. Немного спустя, 22 сентября 1979 года, в Южной Атлантике произошел еще один ядерный взрыв. Ни одна из пяти стран, обладающих ядерным оружием на тот момент, испытаний не проводила. Это породило подозрения, что в ЮАР разработали атомную бомбу. Ядерная бомба у страны апартеида! У страны, где 3 миллиона белых фактически держат в рабстве 26 миллионов черных! Профашистское государство получило в свое распоряжение самое страшное и разрушительное оружие ХХ века.
Разведчик Козлов работал за границей под именем Отто Шмидта. Шмидт — немец, гендиректор крупной фабрики химчистки. Но «настоящего немца» из него сделал польский еврей Зельман Шмулевич Щерцовский, преподаватель немецкого языка в вологодской школе № 1.
Зельман Щерцовский — человек необычной судьбы и уникального таланта. Он родился в Польше, закончил престижную гимназию имени Пилсудского в городе Лодзь. В 1939 году, когда фашисты вошли в Польшу, Щерцовский добровольцем отправился на фронт. Спустя две недели польское правительство бежало в Румынию, и армия осталась без командования. Участь польского солдата при оккупации была очевидной — расстрел. Щерцовский решил переправиться в СССР, к дальним родственникам в Ковель. Он переплыл пограничную реку Буг — и так попал на советскую сторону. Его отправили в глубь России, в Вологодскую область. Работал на лесозаготовках, проявил себя как лучший работник, стахановец. Не знал ни слова по-русски. Однако заговорил очень быстро. Вскоре поступил на учительские курсы, потом — в Вологодский пединститут. По окончании института его направили в лучшую школу города. Ученики называли его «железный Зельман». Он был человеком с юмором и в то же время очень жесткий, требовательный. Поначалу педагогу пришлось очень непросто… Дети ему заявили: язык гитлеровцев учить не будем. Первый послевоенный год. Ребята очень сложные, многие потеряли на войне отцов, и учить немецкий язык — это был для них просто нонсенс. Однако вскоре ситуация изменилась.