- Вы все это придумали, мистер Хаддон?
От этих глаз некуда было скрыться, и я признался.
- Да, - сказал я. - Все придумал, от первого слова до последнего.
- Я понимаю, у вас наверняка есть серьезные поводы для этого, - глухо сказал он. - Скажите мне только одну вещь. Как бы там ни происходило на самом деле, Брейк вел себя правильно?
- Он вел себя как мужчина, - искренне ответил я. - Он был лучшим из нас, с самого начала и до самого конца.
Мистер Джерден долго испытывающе смотрел на меня, а потом слегка кивнул. Я понял, что он поверил. На прощанье он еще раз пожал мне руку.
- Все правильно, сынок. Так и должно было быть. Брейк прожил хорошую жизнь.
Закрыв за ним дверь, я едва не взвыл от отчаяния. Все, я сыт этим по горло!
Я написал записку - благодарил хозяев и просил простить, - а затем торопливо спустился вниз и тихонько выскользнул наружу. К счастью, меня никто не заметил.
Было уже довольно поздно, и на шоссе было мало машин, но один из грузовиков остановился на мою поднятую руку. Водитель сказал, что едет в сторону аэропорта. Он спросил меня, на что он похож, этот Марс, и я ответил, что там чертовски одиноко.
Ночь я провел в кресле в зале ожидания, и впервые за долгое время кошмары не посетили меня. А днем я уже был дома, в Огайо, и полагал, что мучения мои кончились.
Дело шло к вечеру, когда я въехал в Хармонвилл. Мои родители не знали, что я прилечу в Кливленд ранним рейсом, и потому мне пришлось их долго ждать в аэропорту.
При въезде в поселок я увидел большой транспарант над Маркетстрит:
"Хармонвилл приветствует героев космоса!"
Герой космоса - это был, по-видимому, я. Все газеты пестрели подобными заголовками. Забавно. Мы сидели, втиснутые в тюремную клетку нашего отсека, и ни черта не делали, а вот теперь стали "героями".
Под транспарантом стояли молодые люди в красивой униформе - оркестр местного колледжа. Я не сказал ничего, но отец, похоже, заметил ненависть в моих глазах.
- Фрэнк, понимаю, что ты устал, но эти ребята - твои друзья, и они горят желанием выказать тебе гостеприимство!
А мне только что было так хорошо! Я ехал в машине по своей стране с милым мне названием Огайо, с ее аккуратными деревеньками, пшеничными полями и многочисленными фермами. При виде этой патриархальной глубинки слезы навернулись мне на глаза и я почти успокоился. Но теперь с ужасом понял, что мне вновь придется говорить о Марсе, чтобы ему гореть в адском огне!
Отец остановил автомобиль, и оркестр грянул марш. Мистер Робинсон, наш мэр, а по совместительству дилер фирмы "Шевроле", пошел нам навстречу. Он прочувственно потряс мне руку:
- Приветствую тебя дома, Фрэнк! Ну и как там было, в небесах?
- Там было чертовски холодно, - сказал я. - Ужасно холодно. Мистер Робинсон понимающе кивнул. Он разбирался в таких вещах - ведь у него дома был отличный холодильник.
- В последний раз ты был здесь в феврале, - сказал он. - Восемнадцать месяцев прошло, а это не шутка!
Он благословляюще махнул рукой, и мы неспешно поехали дальше, а оркестр шествовал впереди и играл марш за маршем. Мимо проплывали раскидистые клены, церкви и старые дома, многие из которых были построены еще в прошлом веке. Вскоре мы подъехали к самому крупному зданию в поселке - местному кинотеатру.
У входа нас ждала небольшая толпа, которая сразу же разразилась аплодисментами - не очень громкими, как бывает только тогда, когда люди искренне счастливы. Я вышел из машины и стал пожимать десятки рук, толком не успевая разглядеть в толкучке лица моих земляков. Здесь бы я завяз надолго, но мистер Робинсон взял меня за локоть и повел в здание, призывая толпу расступиться.
В зале было того хуже. Все места заняты, проходы тоже. На маленькой сцене стоял стол, а стену за ним украшала впечатляющая картина, созданная из живых цветов. Под шаром из красных роз виднелась надпись "Марс", а под таким же шаром из белых роз - "Земля". Между ними, опять же из цветов, очень искусно была изображена ракета.
- Наш клуб цветоводов сделал это панно в твою честь, - гордо сказал мэр. - Почти все жители Хармонвилла принесли цветы из своих садов.
- Очень тронут, - искренне сказал я.
Мы с мэром поднялись на сцену, и тогда все встали и зааплодировали. Я увидел множество знакомых лиц- учителей колледжа, домохозяек, фермеров из округи, местную ребятню.
Я сел за стол, растроганный и смущенный, а мэр вышел вперед и произнес небольшую речь. Он напомнил, что большинство наших парней, повзрослев, как правило, покидали эти места и уходили в большой мир. Так было во время войны 1812 года, и в гражданскую войну, и во время обеих мировых войн. А вот теперь один из нас побывал на самом Марсе! Он сказал:
- Люди всегда размышляли, на что он похож, этот таинственный Марс, и теперь один из наших хармонвиллских парней вернулся, чтобы рассказать человечеству об этом!
И он жестом пригласил меня занять его место. Весь зал бурно зааплодировал. Я встал из-за стола и на негнущихся ногах подошел к краю сцены, лихорадочно размышляя, что же сказать своим землякам.
Внезапно я понял, почему участники Первой экспедиции не предупредили, что ожидает нас на этой проклятой планете. Они не хотели выглядеть нытиками, убоявшимися трудностей. И теперь я был точно в таком же положении.
Я взглянул на сияющие лица людей, на горящие глаза ребятни и подумал - нет, я не имею права обмануть их ожидания. Они начитались газетных историй о "таинственной красной планете" и "героических астронавтах" и не приняли бы правду о том, как это было на самом деле. Они ждали от меня совсем другого...