- К черту свечи, - с чувством заявил Игорь, удерживая меня в стальной хватке и впиваясь в губы жадным поцелуем.
И футболка с Мэрилин, и лифчик улетели в сторону почти мгновенно, и восхитительные губы тут же спустились по шее вниз, лаская, воспламеняя кожу каждым прикосновением, чтобы сомкнуться на давно жаждавшей прикосновения вершинке груди. Он обвел напряженный сосок языком и тут же втянул в рот, срывая с моих губ первый стон. Уверенные горячие руки скользнули по коже, чтобы проникнуть под резинку штанов, под белье, сжать, стиснуть мои ягодицы - одновременно прижимая к себе. Теснее, жарче, туда, где уже всё туго, нетерпеливо налилось желанием.
Я наклонилась к нему ниже, потянула за волосы на затылке - и Игорь отзывчиво поднял лицо, снова сминая поцелуем губы. Язык скользнул ко мне в рот, чтобы встретиться с моим, погладить, и, ощутив мой нетерпеливый отклик, затеять чувственную, восхитительную игру, одновременно приподнимая меня под попу и прижимая меня к себе. Как будто о уже во мне, как будто мы уже единое целое - заставляя меня сходить с ума и изнывать от нетерпения.
Я скользила руками по его телу - плечам, груди, шее, рукам, гладя, лаская, наслаждаясь наконец-то долгожданным ощущением этого тела под ладонями, его кожи - вплотную к моей. Прижималась, терлась, урчала кошкой от удовольствия, и мне все было мало. Мало - когда мои руки скользнули под футболку, слабо пахнущую магазином, и упоительно - Игорем. Мало - когда мои ноготки царапнули плоские твердые соски, вырвав из напряженного горла хриплый стон. Мало - когда я обирала с него эту майку, а он только мешал поцелуями и жадными прикосновениями. И когда я лизала и прикусывала чувствительную кожу вдоль его гортани, не просто слыша, а ощущая губами его прерывистое дыхание и непроизвольные стоны, упиваясь ими и пьянея от этих ощущений.
Мало - и так невероятно, непередаваемо хорошо!
- Ма-ша, Ма-а-аше-енька, - выдыхал мое имя Игорь, и это было лучшее, что я слышала в своей жизни.
Музыка!
Песнь сирен.
- Маша, Машенька, хорошая моя, сладкая, родная, маленькая... - бормотал он, путаясь пальцами в моих распущенных (когда успел?) волосах, осыпая легкими, быстрыми поцелуями мою макушку, плечи - куда дотягивался.
И теперь уже он сгреб в горсть мои волосы на затылке и потянул, вынуждая поднять на него взгляд.
В неверном свете елочных гирлянд, мигающих разноцветными огнями, выражение лица него было... странное.
Он хотел было что-то сказать, но я испугавшись, закрыла ему рот поцелуем - и он понял, отступился. Только поцелуй стал совсем уж головокружительным. Как будто тела наши говорили на неведомом, понятном только им языке. Как будто не дыхание смешивалось - смешивались, переплетаясь, души.
Игорь встал, и подхватил меня на руки - под плечи, под колени, как невесту, и понес в спальню, шикнув на мой протестующий возглас.
Нет, ну в спальне, конечно, хорошо - там кровать, там стробоскоп бросает на потолок и стены цветные узоры...
Но чем ему диван не угодил?!
Так мало того - этот неугомонный даже покрывало не поленился ободрать, и вытянуть из-под меня одеяло.
Не хочу сказать, что я завидую чужой выдержке, рассеяно подумала я, пожирая торс нависающего надо мной мужчины голодным взглядом, но если бы решение принимали мы с моим либидо, то мы бы начальника еще на входе изнасиловали!
Или в ванной.
Или коридоре...
Отчетливый смешок, прозвучавший сверху, дал понять, что мои мысли для любимого (во всех смыслах) начальства не секрет.
Когда и куда подевались остатки нашей одежды, я бы не смогла сказать даже под угрозой смертной казни.
И когда тяжелое тело навалилось на меня сверху, прижав к постели долгожданным весом, я выгнулась ему навстречу, и сладкий, низкий, как будто не мой стон сам собой вырвался из груди.
Игорь поймал глазами мой взгляд, и его рука скользнула между нашими телами, по моему животу, ниже, мимолетно приласкав выемку пупка и сорвав с моих губ еще один стон...
А когда умелые, ловкие пальцы коснулись нежных складок, легонько погладили их, раздвинули, и скользнули внутрь - я с трудом удержала крик. Мамочки, как же это хорошо!
И даже довольный смешок моего мужчины, жадно отслеживающего мою реакцию, не заставил меня опомниться.
Бог с ним, пусть смотрит, если ему от этого хорошо так же, как мне от его движений, от скользящей, горячей ласки внутри меня!
Ощущение движение внутри исчезло, оставив после себя голодную, сосущую пустоту, и Игорь уперся обеими руками по бокам от моей головы, а там, где только что были его пальцы, меня коснулось кое-что другое. Гладкая головка раздвинула губки, Игорь еле ощутимо шевельнулся раз, другой на пробу - и резко вошел в меня одним толчком. И одновременно с этим - шепот, как выдох:
- Маша. Машенька... чудо новогоднее...
И новый толчок - высекающий сладкие, острые искры откуда-то из глубины.
И опять, и еще, и снова - уверенно, сильно, и так безумно, все наращивая и наращивая темп, заставляя меня выгибаться, оплетя ногами его талию, и рывками подаваться ему на встречу...
Когда предчувствие оргазма коснулось меня, оставив один на один с собой на границе с вечностью - я замерла, выгнувшись дугой, прижимаясь ему в месте соприкосновения наших тел как можно ближе. Как можно теснее. Игорь застыл неподвижно, поймав мой взгляд, а потом ме-е-едленно шевельнулся.
Легко-легко толкнулся в меня бедрами.
И всё.
Этого хватило, чтобы столкнуть меня в пропасть.
Спазмы удовольствия, ощущение его - во мне, безумный взгляд, прожигающий меня, кажется, до самого затылка...
- Игорь, Игорь, Игорь... - бессвязно бормотала я, мечась под ним по постели, а потом вцепилась ногтями в его плечи с протяжным стоном - и утащила его к себе, в свою переливающуюся яркими огнями пропасть.
Когда цветные пятна перестали плясать у меня перед глазами, а усталый мужчина кое-как скатился с меня, пристроив, впрочем, на моем бедре руку, и ногу поверх колен, я, не менее усталая чем он, свернулась клубочком, уткнувшись носом во влажную горячую грудь и, ощущая макушкой чужое дыхание, откуда-то знала, что теперь - все будет хорошо. Навсегда.
* * *
Айтишник Василий и водитель эвакуатора Федор сидели на крыше и смотрели на расцвечивающие небо фейерверки. На лицах у обоих был вид задумчивый, но просветленный. А если очень-очень приглядеться, можно было бы заметить, что за спиной у каждого имеются большие прозрачные крылья, но никто никогда не приглядывался. Не положено.
- ...я уже думал писать пропало! Федь, ну не в какие ведь ворота! В кафе она ему салфетку подала, он даже не глянул, «спасибо» буркнул. В магазине сколько раз пересекал, каких трудов стоило!! Он ведь на другом конце города живет! И все без толку. Пошел ва-банк, на работу ее притащил, а он? Он?!
- Мой тоже... Охламон. Загибается от одиночества, а даже кошку не заведет. Говорит, смотреть за зверем некому. Женщинам не верит. А ведь его судьба рядом ходит! Такая хорошая девочка. Нет. Не замечает.
- Ну ты если что знаешь, за мной должок...
- А! - Федор махнул рукой. - Сочтемся. Если через год не дозреет, тогда...
Василий снова вздохнул.
- Все же вот времена раньше были, посмотрели друг на друга и все, любовь, а сейчас? Почему с ними так сложно-то стало?
- Поколение скептиков, - вздохнул Федор и затянулся сигаретой. - Люди все меньше верят в чудеса...