Раньше эта мысль вызывала совсем другое ощущение — тревожное, непросветленное, безрадостное, а сейчас…
Лизе вдруг стало легко оттого, что все ее мертвые никуда не ушли от нее, так и жили рядом, вплотную, словно за тонкой стеной. Стоило только закрыть глаза, прислушаться хорошенько, и любимые их голоса возникали и начинали звучать, и смех звенел, и знакомые лица выплывали из темноты. Да как же не понимала она до сих пор, что мертвые и живые существуют рядом, что их нельзя разомкнуть и оторвать друг от друга, потому что все они вплетены в ее жизнь, в ее душу и воспоминания. И та Вета Логачева, что когда-то жила между ними и любила их, ее тоже больше теперь не было, она умерла, растаяла где-то в таинственном потоке времени, который никогда не дано ей будет понять. А она-то пыталась видеть в мертвых только последнюю, самую тяжелую и нежизненную их минуту — из сочувствия, из желания понять и разделить их страдания, а всю глубину времени упускала. И только теперь поняла. Со смертью необходимо считаться, но бояться ее глупо, потому что умирала она каждое мгновенье, но в прошлом не умирала никогда.
Лиза очнулась. Тишина была в квартире. Женя в очках, склонившись над столом, что-то писал, тихо шелестело перо по бумаге. Лампа под зеленым абажуром мягко очерчивала размытый световой круг. Где она была сейчас? Кого видела? Ей хотелось рассказать об этом Жене, но что-то мешало, словно она совершила бы святотатство. Воспоминания были так хрупки, так нежны, их нельзя было эксплуатировать зря, и она улыбнулась, прижав пальцы к губам. Тише, тише, она не будет тревожить их, пусть они отдыхают за своей стеной, тонкой, как перегородки в их старой студии. Тише!
Хлопнула дверь. Пришла Ольга.
— Мама! Можно что-нибудь поесть? Я такая голодная!
А где тот беленький, спокойный, улыбчивый ребенок, которого она сажала когда-то в манеж, чтобы его попасла молоденькая, изумленная этим обстоятельством Ирка? Неужели все это на самом деле было? А сейчас тоже осталось за тонкой непроницаемой стеной…
— Обед готов. Разогрей сама…
Что это был за день? Лизино отражение в стекле, темное, неясное. Что это за лицо смотрит на нее, чье оно? А если приложиться лбом к холодному стеклу, слабо проступал во мгле облетевший печальный клен, мерцание влажных огней в доме напротив. Осень. Тысяча девять сот семьдесят девятый год. Что это значит?
А утром встала она спокойная, ровная. Была суббота, они отсыпались. К полудню проглянуло солнышко, такое нерешительное и бледное в эту осеннюю пору. Но все-таки это было солнце. Лиза опять выглянула в окно. Холодный ветер гулял по улице, асфальт сох неровно, пятнами. Шли люди, подгоняемые ветром, летели бумаги, и чем-то все это было похоже на весну, блестели голые ветки, в рябящихся лужах мелькала неуверенная синева.