А его не забыли об этом проинформировать?
Магазинчик был небольшой. В передней части высился деревянный прилавок с кассовым аппаратом, остальное же составляли только цветы. Множество цветов. Всплески ярких красок и густые душистые ароматы, которые, смешиваясь, били в ноздри и кружили голову полицейской, привычной к полумраку, тусклым тонам и запаху патрульной машины. От такой сенсорной перегрузки Танесса дышала короткими вдохами, чтобы не вбирать чересчур много этой приторности, и смотрела на голый пол, давая передышку глазам. Все это притупляло реакцию и бдительность, но менять что-либо было уже поздно. Оставалось только надеяться, что убийца в стенах магазина не нападет. Может, через несколько дней удастся привыкнуть…
— Ну что, фасад оформим вместе? — предложил Джордж.
— Конечно, — согласилась Танесса.
Каждое утро, открывая магазин, Джордж устраивал на тротуаре красочную выставку из цветов. Он расставлял их в черных ведерках на столике и вокруг на брусчатке. В результате получался эдакий цветочный барханчик, пожалуй, самый броский на всей улице. Занимаясь этими ведерками, Танесса несколько раз ловила на себе его хмурый взгляд.
Она тоже поглядывала на него с любопытством. Лет пятидесяти, с седой шевелюрой, глазки на розоватом лице благодушно поблескивают. Если у Санта-Клауса есть кузен, то он наверняка похож на Джорджа. Непонятно, насколько тот был информирован, но то, что в курсе, — бесспорно. Лишние руки этой лавчонке явно не нужны, а Джордж каким-то образом был знаком с капитаном Бейли. Сказал ли ему тот, что она из полиции? Знает ли он, что она здесь приманкой?
Закончив оформление, они вернулись внутрь. Танесса подметала пол, когда дверь в заведении неожиданно распахнулась. Рука сама собой дернулась к боку, где во время дежурства Танесса обычно держала «Глок». Но сейчас оружия при ней не было. С неистовым биением сердца она дождалась приближения молодого человека, который, поблуждав по магазинчику, подошел и спросил, какие цветы лучше всего подходят к записке «Прости».
Ожидание и страх сводили с ума. Скорей бы маньяк нанес удар.
Весь день Полин с нелегким сердцем ждала момента, когда откроется дверь квартиры. Утром она позвонила на работу и сказалась больной, чувствуя, что сегодня толку от нее все равно не будет. Когда в замке наконец завозился ключ, она вздохнула, можно сказать, с облегчением. Игра в ожидание закончилась.
Митчелл вошел с хмурым лицом — выражение, не сходящее с него весь последний месяц. А за истекшую неделю, после того как его сестра стала приманкой для маньяка, все только усугубилось. Он постоянно был на взводе, срывался на Полин без всякой причины или же смотрел в пустое место, полностью ее игнорируя.
— Привет, — рассеянно сказал он, увидев ее в гостиной. — Извини, что так поздно.
На самом деле Митчелл пришел сравнительно рано, всего в половине десятого. Обычно в эти дни он возвращался за полночь и забирался в постель, когда Полин уже спала.
Казалось, Митчелл заметил выражение ее лица — и красные глаза, распухшие от постоянных слез.
— Что случилось? — спросил он с нежным беспокойством в голосе, и это его участие чуть не разбило ее намерения вдребезги. Митчелл шагнул, чтобы обнять ее, но Полин сделала шажок назад, выставив перед собой руки. Он растерянно замер.
— Я ухожу, — сказала она. — Прости.
Непонимание на его лице выдавало смятение мыслей; попытку внушить себе, что смысл сказанного на самом деле иной. Может, она бросила работу. Или уезжает на недельку в Париж, а там вернется.
— Я не думаю, что мы можем ужиться вместе, — добавила Полин, внося ясность. Бить так бить. — Мы слишком разные, Митчелл. Так больше длиться не может.
— Но ведь длится же, — озадаченно произнес он.
— Нет, — ответила она. — Для кого-то, но не для меня.
Митчелл стоял абсолютно ошеломленный; Полин уже не в первый раз дивилась, как человек, профессионально выслеживающий преступников, анализирующий мельчайшие улики, может быть так откровенно слеп.
— Я… не понимаю, — вымолвил он. — Нам надо об этом поговорить.
Полин покачала головой; горло сжало так, что слова отказывались выходить наружу. Да и поздно уже для разговоров. Говорить следовало месяц или три недели назад, когда она ощутила, что больше не счастлива, что ей многое давно уже в тягость. Но его никогда не оказывалось рядом; он вечно был на работе, занятый преследованием очередного маньяка, а она оставалась одна, наедине со своими мыслями. И даже когда они в последнее время разговаривали, то всегда лишь по его делам. Что ни разговор, то непременно с грязным налетом всех этих убийств, извращений, наркомании, проституции, наркодилерства, домашнего насилия… Когда-то по наивности Полин искренне считала, что люди исполнены красоты. Но невинность с наивностью прошли, и теперь она знала и чувствовала иное.