В отсутствие людских глаз Танесса свернулась калачиком под больничным одеялом, дрожа всем телом.
Ричард, брат Митчелла, орал на него по телефону. Он унаследовал вспыльчивость матери, и иногда разговаривать с ним было все равно что жонглировать факелами над кучей динамитных шашек.
— Я же говорил, что ты должен был это пресечь! — неистовствовал он. — А теперь посмотри, что получилось! Она же чуть не погибла!
— Ну а я что мог сделать? — оборонялся Митчелл, тоже на крике. — К стулу ее привязать? Она меня и слушать не хотела!
— У тебя там целый капитан сидит — поговорил бы с ним! Использовать Танессу в качестве приманки — это же маразм, верх дилетантства! Где она сейчас?
— Поправляется после операции в больнице, только вот приемные часы закончились…
— Приемные часы! Боже правый… Еду туда сейчас же! — рявкнул Ричард.
Митчелл знал, что так и будет: брат ворвется и будет грозить судом любому, кто его остановит. Ричард был начинающим адвокатом, и грозиться всем и вся судебными исками было его любимым хобби.
— Послушай, Ричард, ты не мог бы позвонить матери с отцом и дать им знать? У меня тут дела с поимкой…
— Позвонить, маме? — Ричард нервически хохотнул. — Митчелл, это твой косяк. Твой! Вот ты ей и звони. А я звякну папе. — И дал отбой.
Митчелл уставился на телефон. Чувства у него были откровенно вразнос. Он должен был предвидеть и остановить это. По крайней мере, постараться. Образ Танессы на больничной койке, с видом храброго портняжки, просто рвал душу. Сердце и так на надрыве, а тут, можно сказать, разгром по всем фронтам… «Хорошие новости, где вы? Как я, блин, по вам истосковался…»
Вошел капитан Бейли.
— Как твоя сестра, Митчелл?
— С офицером Лонни все в порядке, — ответил тот. Произносить слово «сестра» в полицейском управлении Танесса ему запретила.
— Хорошо. Шеф только что распорядилась отпустить Дэнни Стивенсона и Дженис Хьюитт, — сказал Бейли. — Я подумал, тебе не мешает об этом знать.
— Как? — воинственно вскинулся Митчелл. — Зачем она это сделала?
— Ну, во-первых, ни один из них не является нашим серийщиком, — сказал Бейли. — Это всего лишь парочка пранкеров.
— Они препятствовали правосудию! Намеренно давали ложные…
— А в дополнение к этому, — Бейли повышением тона перекрыл натиск Митчелла, — управление завалено звонками от репортеров, блогеров и хреноплетов всех мастей. Диспетчерская из-за этого не может нормально функционировать. Мы поэтому даже не сумели оперативно отреагировать, когда убийца выслал сообщение твоей сестре.
Митчелл ошеломленно закрыл рот. Надо же, и здесь его вина…
— Департамент получает очень плохую прессу, — продолжал Бейли. — Шеф говорит, из-за этого мы выглядим болванами, лишенными чувства юмора.
— Чувство юмора? — Митчелл аж поперхнулся. — Она серьезно?
— Послушай, — перебил Бейли, — если б это помогло нам найти того мерзавца, они бы у меня там сгнили. Но удерживать эту пару недоумков в тюряге — чистой воды самоуправство, просто и однозначно. А потому мы их отпускаем.
— Зашибись! — Митчелл хлопнул ладонью по столу.
Бейли приобнял его за плечо.
— Что с тобой, Митч?
— Да вот, Танесса…
— Не надо мне лапшу на уши вешать. Ты вел себя как чипированный зомби еще до нападения на твою сестру. Потерял всякую концентрацию. Мой отец сказал бы, что ты как пьяный в бане с красотками. Что с тобой творится?
— Ничего, налажусь, — сказал Митчелл с чопорным видом. — Просто устал, только и всего.
— Можешь взять отгул на пару дней. Бернард тебя заменит, пока…
— Со мной всё в порядке, капитан. Есть и будет. Хотя спасибо.
Бейли собирался сказать что-то еще, но тут в отдел влетел Джейкоб.
— Идем, — с порога скомандовал он Митчеллу. — Живее.
— Куда, если не секрет? — Бейли прищурился.
— Вы видели сообщение, которое Танесса получила от киллера? — спросил Джейкоб. — Самурайский меч у стенки, а над ним окно?
— Да, видели, — Бейли кивнул.
— За окном вышка сотовой связи и Штырь Питерсона, — сказал Джейкоб.
Штырь Питерсона был самым высоким зданием в городе — помпезный бизнес-центр, воздвигнутый мэром Питерсоном пятнадцать лет назад, сразу после ухода жены, променявшей его на сенатора. Свое детище он окрестил Гленмор-хабом, но поскольку все считали, что здание из-за своей высоты и дороговизны хрен когда окупится, да и аренда в нем будет стоить до того же самого хрена, то и прозвали его Штырем Питерсона — политкорректный топоним, который пустил корни и прижился. К тому же он действительно напоминал собой фаллос.