Ответ не выглядит простым: демократическим — да, успешным — нет. Причина такой неоднозначности — в тех системных вызовах и сбоях, с которыми демократия сталкивается сегодня повсеместно. Не только в России, но и во всем мире, в том числе на Западе — в своей альма-матер. Просели прежде всего электоральные механизмы, в основе которых работа «партийных машин». В условиях развитого информационного общества партии перестали быть единственными и даже главными инструментами политической мобилизации.
В наши дни такими инструментами стали компактные и мобильные группы активистов, не имеющие широкого представительства в массах, но способные при достаточном ресурсном обеспечении очень быстро установить с ними контакт через современные медиа и направить движение масс в желательном для себя направлении.
При этом возможные источники ресурсного обеспечения в современном мире весьма диверсифицированы и с трудом поддаются публичному контролю даже в обществах с устойчивыми демократическими традициями и стабильными государственными институтами.
Значение этих перемен в функционировании демократии неоднозначно. С одной стороны, они делают политическую систему более динамичной, адаптивной и, естественно, открытой. С другой — открывают широчайшие возможности для манипуляции общественным сознанием, провоцируют нездоровый популизм и тем убивают саму суть электорального процесса. Пока не очень ясно, как научить демократию работать в принципиально новых условиях. Одно ясно совершенно: если выстроить в России лишь «демократию вчерашнего дня», то, вопреки всем усилиям и понесенным жертвам, она не заработает и весь проект окажется провальным, еще не начавшись. А сама идея демократии дискредитируется еще больше.
Выходит, у России нет иного выбора, кроме как попытаться стать не просто демократическим, а самым передовым демократическим обществом, при созидании которого задействованы новейшие политические технологии. Трудность в том, что подсмотреть, как это делается у других, тоже особенно негде. Мы обречены вновь стать страной социального и политического творчества. В который раз! И происходит это не по нашей собственной воле. Просто у других есть возможность потянуть время, поэксплуатировать имеющийся политический капитал, а у России такой возможности нет: нам и так, и так надо строить демократическую систему почти с нуля, а значит, совершенно по-новому, на свой страх и риск, полагаясь больше на свою интуицию, чем на чужой опыт. Эту проблему недооценивают некоторые российские либералы-западники, слишком догматически относящиеся к подходам, наработанным в Европе.
Кроме «обязательной программы» демократии, сводящейся в первую очередь к грамотному исполнению «институциональных реформ», призванных разрушить российское самодержавие системой разделения властей, Россию ждет большая демократическая «произвольная программа», от качества исполнения которой в значительной мере и зависит общий успех. И эта программа не будет простой. Степень сложности демократической системы должна быть адекватна степени сложности современного общества.
Позволю себе аналогию. И в мелком торговом предприятии, и в гигантском международном концерне действует один и тот же принцип — акционеры (участники) принимают главные решения большинством голосов. Но механизм реализации права большинства у этих фирм разный. Гигантский многопрофильный концерн не может управляться так же, как маленькая лавка. В нем заложено множество специальных механизмов, предотвращающих возможность совершения большинством ошибок (на деле довольно частых), механизмы, гарантирующие права меньшинства, но мешающие ему тормозить работу предприятия и злоупотреблять своими правами.
Так же и в государстве: демократия — это очень сложная система (возможно, более сложная, чем авторитарная власть), причем это всегда «индпошив» под конкретную страну и исторический момент.
Сделать такую работу для огромной, территориально, культурно, природно-климатически разнообразной России непросто. Отсюда и мысль, что надо экспериментировать с парламентскими формами, допускать асимметрию и, конечно, выводить как можно больше решений вниз, децентрализовать все, что поддается децентрализации. Надо исходить из того, что реальной, классической партийной системы в России как не было, так уже никогда и не будет. Стало быть, электоральный механизм мы выстроим вокруг чего-то другого — того, что приходит ныне на смену традиционным партиям.