Глава 20. Правовой выбор:
диктатура закона или правовое государство?
Если провести опрос на улице и поинтересоваться у прохожих, что они думают о правовом государстве, то подавляющее большинство ответит: это такое государство, где соблюдается закон. Это похоже на правду, но — неправда! Будь все так просто, самым правовым государством оказался бы «Третий рейх» — уж что-что, а законы там соблюдались, и пойманный на взятке начальник концлагеря легко мог стать его узником (хотя порой коррупционеров просто переводили в другие учреждения). Значит, дело все-таки не только и не столько в соблюдении законов, сколько в их природе.
Правовое государство — это государство, в котором соблюдаются законы, соответствующие определенным критериям. Что это за критерии и почему это так важно?
Испокон веков власть имущие облекали свою волю в форму закона и требовали от остальных подчинения этому закону, то есть своей собственной воле. Приблизительно такое архаичное понимание законности господствует до сих пор в России. Кстати, Ленин и большевики со своим классовым подходом к праву недалеко ушли от этой архаики. Диктатура закона, о которой так любят говорить в Кремле, — это диктатура ничем не обузданной дикой воли одного клана, узурпировавшего власть и бессменно удерживающего контроль над Кремлем уже более двух десятилетий.
Законы, диктатуру которых прославляет Кремль, существуют с одной-единственной целью — придать видимость легитимности голому произволу. Это законы политического насилия. Одно из неприятнейших следствий такого положения вещей — неспособность системы к любой конструктивной эволюции. Насилие порождает лишь еще большее насилие. И надеяться на то, что из неправовых законов с годами естественным путем вырастут законы правовые — утопия.
Собственно, одна из главных причин, по которой человечество искало пути избавления от неправовых законов, — желание избавиться от революции как от единственного способа добиться изменений в обществе.
Все, кто по-настоящему глубоко осмыслял революцию, понимали, что это очень тяжелый, но неизбежный налог, который общество платит истории за прогресс. Неизбежным налог стал именно потому, что действующие законы были выстроены таким образом, чтобы практически и теоретически исключить любые перемены.
Отсюда и отношение к революции как к необходимому злу. Любить и желать революцию — так же противоестественно, как и желать себе и окружающим больше боли (хотя, конечно, есть и те, кому это нравится и кто испытывает наслаждение, погружаясь в революционную стихию). Но в безысходной ситуации большинство общества склоняется на сторону революции как на сторону меньшего зла.
Если жизнь при старом режиме становится невыносимой, если все внутренние противоречия, свойственные этому режиму, соединяются в один нераспутываемый клубок, если все легальные сценарии поведения лишь способствуют продолжению произвола, то естественной становится мысль о том мече, который разрубит этот гордиев узел. Это настолько неизбежно, что нет смысла уделять этому много внимания.
Революция в России — это только вопрос места и времени. Чуть в меньшей степени — вопрос формы. А вот что действительно стоит обсуждать, так это принятие мер, которые помогли бы в дальнейшем вырвать Россию из порочного исторического круга, где вслед за каждым ухабом начинается революция. Единственный способ этого добиться — перейти от неправовых законов к правовым.
Казалось бы, есть простой ответ на все вопросы: надо сделать законы конституционными. Но это кажущаяся простота.
Во-первых, сугубо формально все действующие законы внешне выглядят как конституционные: ни в одной из преамбул ни одного, даже самого одиозного закона не написано, что он принят в противоречии с буквой и духом Конституции.
Во-вторых, что такое дух Конституции, в России каждый понимает по-своему, иногда весьма своеобразно.
И наконец, мнение о конституционности законов в России могут иметь только судьи, а судьи здесь известно кто. В подавляющем большинстве случаев неконституционность законов задрапирована правоприменительной практикой, но парадокс в том, что и сама практика давно стала частью законодательства. Это косвенно подтверждается решениями Конституционного суда, сплошь и рядом вынужденного высказываться о законах в том специфическом смысле, который им придается правоприменительной практикой. Поэтому поменять практику, не меняя законы, не получится.