На мой взгляд, таким основополагающим принципом является свобода. В общем-то это неудивительно, ведь право в некотором роде и есть мера свободы. Такое понимание права сложилось вследствие соединения западной античной (греко-римской) традиции и христианских традиций. Можно предположить, что в нем и состоит суть европеизма и модерна.
Именно по нашей способности принять такую концепцию права и правовых законов мы сможем в итоге судить о том, готова ли Россия быть европейской страной. Все остальные признаки гораздо менее существенны и показательны.
Чтобы понять, является ли тот или иной закон правовым или нет, его нужно подвергнуть экспертизе под этим политическим микроскопом. И никакое формальное соответствие чему бы то ни было, никакое текстуальное совпадение само по себе не доказательство правильности закона. Это особенно важно подчеркнуть, имея в виду привычку Кремля ссылаться на международную практику и прикрывать свой произвол решениями оскопленного им Конституционного суда.
Действительно, принимаются ли законы о митингах, об экстремизме, о неуважении к власти или о массовых беспорядках, о досудебных соглашениях со следствием, об упрощенном судопроизводстве по уголовным делам и так далее — мы постоянно слышим, что в России все точно так же, как «там» и «у них», и даже намного лучше.
Да, если сравнивать формулировки законов, то найдется много общего. Но вот беда: одни и те же формулировки работают в разных политических средах по-разному и приводят к разным результатам. А это значит только одно: сравнение по формулировкам не годится. Надо смотреть глубже.
В каждом конкретном случае мы должны с учетом реальной экономической и социально-политической ситуации устанавливать, способствует данный закон защите прав и свобод человека или нет.
Причем сделать это будет не так просто, как многим кажется. Ведь принцип свободы зачастую вступает в конфликт с другими принципами и ценностями, охраняемыми Конституцией. Скажем, свобода шествий и собраний очевидно ограничивает права тех, кто никуда не шествует и нигде не собирается, а хочет, к примеру, просто вкусно и беспроблемно поесть в кафе на том же бульваре. Это реальное противоречие. Как быть?
Его можно решить либо в пользу шествующих — явное меньшинство, либо в пользу желающих нормально отдохнуть — явное большинство. Российская власть решает это противоречие, конечно, в свою пользу, но при этом прикрывается большинством, которое всегда за то, чтобы поесть. Потому законы о митингах в России вроде бы такие же, как в Европе, а действуют в реальной жизни, как в «Азиопе».
А все потому, что любая коллизия должна решаться не в пользу большинства или меньшинства, а в пользу свободы как самодовлеющей ценности. В конкретном случае вопрос надо решать таким образом, чтобы приоритетная защита предоставлялась свободе политического действия.
Только закон, имеющий в основе такой подход, может считаться правовым.
Интересно, что в этом вопросе Россия за годы правления Путина невероятно далеко удалилась от Европы в сторону «Азиопы». Некоторые адепты диктатуры закона договорились до того, что предложили пересмотреть общепринятую еще с советских времен иерархию отраслей законодательства, утверждая, что у нас на вершине пирамиды находится не конституционное, а уголовное право. Это, конечно, очередная верноподданническая глупость, но при этом очень симптоматичная.
Они говорят «закон» — подразумевают «самодержавие», а когда говорят «самодержавие» — подразумевают «закон».
Почему я так подробно останавливаюсь на этом вроде бы отвлеченном и сугубо философском вопросе? Потому что он, с моей точки зрения, основополагающий. Есть вещи, которые никому не надо доказывать. В оппозиционной режиму среде сложился консенсус в отношении нынешней правоохранительной и судебной системы как системы антиконституционной и нуждающейся в глубоком революционном преобразовании. Существует множество предложений, как это сделать, и большинство из них не лишены смысла и весьма полезны.
Написаны фундаментальные многостраничные доклады и короткие блистательные эссе, содержащие конкретные предложения и целые концепции реформ. Общие рамки понятны: расширение компетенции судов присяжных, укрепление независимости судов, превращение ФСБ из «второго правительства» в орган, сосредоточенный на борьбе с терроризмом и шпионажем, разукрупнение и диверсификация спецслужб в целом, кардинальное изменение роли прокуратуры и многое другое. Но все эти предложения будут бесполезны, если не произойдет главная революция — в головах, если у людей не возникнет понимания сути концепции правовых законов.