Элиза не тронулась с места, даже когда на экране появились титры.
Даже когда фильм совсем кончился, и Лоринг выключил телевизор.
Сразу хочу сказать: я пришел к Элизе совсем не потому, что хотел затащить ее в постель. Я пришел потому, что одна из главных потребностей человека – рассказать другому о том, как ты на самом деле к нему относишься, особенно если ты уверен, что больше никогда не увидишь этого другого.
Из-за этой потребности я и оказался на крыльце у Майкла. Потому что мои последние слова, обращенные к ней, были неправдой, и я не хотел уйти из ее жизни, не сказав ей об этом.
А правда то, что никогда, ни одну, черт подери, секунду, даже когда застал ее в объятиях Лоринга, я не жалел о том, что встретил ее.
Я стал лучше потому, что знал ее.
Я, черт подери, ее любил.
Нет, и это еще не все. Я не только ее любил, но я точно знаю, что никогда никого не любил кроме нее.
Блин. Я, наверное, ничего этого ей не сказал. Я не мог рисковать и говорить это вслух. Но я показал ей это. Можешь мне поверить, она поняла.
Встать с постели, одеться и уйти от нее в ту ночь было самым трудным поступком в моей жизни. Знаешь, что помогло мне совершить его? Я вспомнил слова, которые она сказала мне однажды после концерта в «Кольцах Сатурна». Тогда мы вместе с Майклом и Верой зашли к Кацу, чтобы перекусить. На столе кто-то оставил коробку цветных карандашей. Элиза выбрала темно-фиолетовый и долго рисовала что-то на обороте меню. Я заглянул ей через плечо. Она чертила буквы «В», и «Р», и «Т», и другие, и разные их комбинации по горизонтали и вертикали, а потом крупно написала «врать» и «верить» и показала мне. «Видишь, как они похожи? – спросила она. – Почти одни и те же буквы. Это потому, что в каждой вере всегда есть вранье». Я тогда сказал ей, что это самые плохие слова, которые я от нее слышал, а потом вспомнил о них, когда застал ее целующей Лоринга.
Это и помогло мне уйти той ночью. Я просто напомнил себе, что она лгунья и предательница и что своим враньем она за одну секунду разрушила всю мою веру, встал с кровати, оделся и вышел. Нет, не так. Я еще немного постоял в дверях, глядя на очертание ее тела под простыней, стараясь запомнить его как можно лучше, чтобы потом использовать в своих мечтах. И у меня получилось. Сейчас мне не надо даже закрывать глаза, чтобы увидеть ее. Просто моргнуть несколько раз и настроить фокус.
Хочу еще рассказать тебе о поминках.
Знаю-знаю. Глупо было являться в «Кольца Сатурна». Какой-то идиотский нарциссизм. Но, честно говоря, кто бы удержался, если бы представилась такая возможность? А потом, я был очень осторожен. Я пришел уже ближе к концу, когда все смотрели только на сцену, и уверен, что никто не мог меня узнать. Черт побери, я сам себя не узнаю, когда вижу в зеркале. Все дело в волосах. Прическа делает человека. Но знаешь, Силум все время оглядывался по сторонам. Он, похоже, нервничал, и я подумал, что он чувствует мое присутствие. Но потом решил, что ошибся. Он слишком приземленный для этого. Наверное, он просто никак не мог привыкнуть к абсурдности ситуации.
Я скажу тебе, кто действительно достал меня. Это Анджело. Он совсем не казался опечаленным, и все пять минут, которые я был там, бессовестно флиртовал с какой-то телкой у бара. Я был мертв, а этот козел мог думать только об очередном перепихоне. Зато реакция Берка утешила меня. Он рыдал, как ребенок, а Квинни была мрачной и насупленной и все время раскачивалась на каблуках, как будто собиралась атаковать кого-то. Думаю, что меня. И наверняка она придумывала новое мороженое, в которое сможет вложить весь свой гнев: «Шоколадное дерьмо имени Хадсона», или «Мозги всмятку», или «Кошмар Бруклинского моста», или что-нибудь в этом роде.
Самым приятным сюрпризом было присутствие Дуга. Я чуть не умер заново, когда увидел его.
Элизы нигде не было.
Но больше всего меня удивили фанаты. Они установили алтарь у входа в клуб, окружили его цветами и свечками, говорили обо мне, пели мои песни и разбирали их. Какой-то парнишка даже держал плакат, на котором было написано, что я изменил его жизнь.
Понимаешь, что это значит? Что есть еще люди, для которых музыка – это не просто звуки, под которые можно танцевать.
Я рад, что видел все это.
Я ведь слежу за новостями и целыми днями торчу в Интернете, потому что кроме этого мне нечем заняться до января.
Помимо кучки упомянутых фанатов, публика уже почти не помнит обо мне. И правильно делает. Я и не ожидал, что мой портрет украсит обложку «Тайме». Сейчас все заняты каким-то психом, пытавшимся убить своего отца. Меня больше нет, я забыт.