Взамен Попов предлагал очередную реформу: «… избранный народом мэр будет независим от Совета. Эта независимость — азбука демократии. Зависеть нельзя ни от органов, ни от депутатов. Зависеть надо только от народа. Народ избирает Совет и мэра, и естественно, они друг другу не подчинены. <…> Итак, надо резко укрепить исполнительную власть, вывести её из-под ежедневной опеки (превращающейся порой в ежедневный террор) местных Советов. У обеих властей есть своя сфера. А кто из них прав — будут решать избиратели на следующих выборах».
Тезис о необходимости десоветизации также попал в брошюре «Что делать?» в разряд фундаментальных (и был, в конце концов, закреплен залпами танковых орудий по парламенту). Этот «фундаментализм» теоретиков российского либерализма проистекал из нежелания отвечать за результаты своей работы в прежней государственной системе. На систему пытались свалить свою беспринципность, бездарность и другие грехи.
Следующий тезис — дефедерализация (в нашем понимании здесь следует говорить о денационализации — о лишении русской нации национальных особенностей, то есть о ее фактической ликвидации). Поповский рецепт якобы оздоровительных государственных реформ абсурден до предела: на месте СССР формируются «три, четыре, а то и пять десятков независимых государств»! Тут несколько русских республик — Россия, несколько украинских республик — Украина, и союз союзов с непридуманным названием.
Все это один в один — ленинская концепция, расчленившая пространство Российской Империи на союзные республики. В результате — «коренизация», выращивание этнической бюрократии. По этому пути направил Попов ельцинистов, «спецов» по национальному вопросу Тишкова, Абдулатипова, Михайлова, Зорина.
Автор данного тезиса сам чувствовал его абсурдность: «Надо откровенно сказать, что даже среди демократов демократический вариант дефедерапизации не имеет поддержки большинства. <…> И все же долг демократов — выдвинуть демократический вариант дефедерапизации, каким бы нереальным он не казался».
И все-таки запредельная абсурдность стала реальностью. Два десятка государств на месте Союза ССР все-таки возникло (считая практически обособленные от России Татарстан, Чечню, Приморье, Якутию, Калининград и другие территории, а также Приднестровье и Абхазию).
Наиглавнейший компонент либеральной идеологии — антиисторизм и антитрадиционализм. Традиция у либерала всегда вызывает невольное отвращение. Даже здравый политический прагматизм не может вынудить его учитывать историческое прошлое. И даже либерально-патриотический синтез, к которому призывали разного рода «теоретики» в начале 90-х и продолжают призывать теперь, представляется как освобождение от привязанности к прошлому. Патриотизм для них — это всего лишь внешняя лояльность к либеральной (а на деле просто русофобской) власти.
Фундаментальные принципы либералов-теоретиков позднее были восприняты, дополнены и развиты программой недолго существовавшей Российской партии социальной демократии Александра Яковлева (1995 г.). Региональный сепаратизм в Программе РПСД рассматривался как крайняя форма выражения нормального процесса передачи значительной части административной и экономической компетенции из центра на иные уровни. А. Яковлев перелицовывал старый ельцинский принцип о свободном «потреблении» суверенитета: «больше власти, больше ответственности — и тогда никто и ничто не может порушить целостность России».
Расчленение России на регионы — новое завоевание либеральной мысли. Тут, очевидно, снова стоит процитировать Салтыкова-Щедрина, который еще в прошлом веке писал: «Главная цель, к которой ныне направлены все усилия уездной административной деятельности, — это справляться дома, своими средствами, и как можно меньше беспокоить начальство. Но так как выражение "своими средствами" есть не что иное, как вольный перевод выражения "произвол", то для подкрепления его явилось к услугам еще и выражение: "в законах не”. Целых пятнадцать томов законов написано, а все отыскать закона не могут! Стоят эти тома в шкафу и безмолвствуют; а ключ от шкафа заброшен в колодезь, чтобы прочнее дело было». «Недаром же так давно идут толки о децентрализации, смешиваемой с сатрапством, и о расширении власти, смешиваемом с разнузданностью».