А ему хотелось всё вернуть. И пусть роман никогда не будет написан! Пусть! Только ей он позволит делать с его работами всё, что угодно! Лишь бы она была рядом! Он поедет утром с неё в клинику. Поедет. Потому что и сам понимает: самому ему не справиться с той дикой жаждой, что травит его изнутри. Ведь если он выпьет, то Даниель скорей всего придёт. Не может не прийти. Она так сказала.
Эта ночь была для Винса нестерпимо тяжёлой.
Помимо тяги к спиртному, которого не было в доме, в голову, словно черви, лезли душные мысли. Невозможно было уснуть.
Кларисс крепко спала, когда он, покрытый липким потом, выскользнул из кровати и пришёл в кабинет.
Сев на диван, Винсент зажал руками уши и исступленно бормотал себе под нос всякую околесицу, только чтобы перестать думать! Только бы перестать думать о том, что Даниель говорила ему! Теперь он всё понял. Раньше – только догадывался, будто видел смутный силуэт в тумане. Теперь же эта фигура приблизилась настолько, что ему не хватало воздуха. Он больше не хотел задумываться над смыслом своих слов и поступков! Он хотел просто спать как все и как всегда это делал!
– Я не могу так больше! – скулил он в ту ночь. – Не могу так больше! Господи, помоги мне!
Мысли о душе, о мире, о людях, о том послании, которое он хочет дать им роились и изматывали его, и ничего нельзя было с этим сделать.
Ветер гнал хлопья облаков по нервному небу, не решаясь оставить чистую полную луну в покое. Он то драпировал её безвкусными тряпками бесформенных туч, то в отчаянии срывал с красавицы и эти последние жалкие одежонки, оголяя её, и она плакала чистыми звёздами. А бывали моменты, когда вдруг порыв творческого безумия прекращался, и ветер нежно накидывал полупрозрачную вуаль на тело ночного светила, и она от такого подарка сияла ещё ярче. Но потом ему что-то не нравилось, и погоня за совершенством начиналась снова и снова, и, казалось, ей не будет конца…
И тут Винсент перестал плакать, отнял руки от ушей и спустил ноги на пол. Измождённо откинулся на спинку дивана и пустым взглядом уставился на окно. Успокоенный собственной опустошённостью, он безмятежно наблюдал за экзерсисами своего соратника – ветра.
Через полчаса он задремал.
В своём беспокойном сне, на грани реальности он увидел Даниель. Она полулежала на луче лунного света, вздрагивая каждый раз, когда он попадал на многочисленные раны и синяки на её теле. От левой лодыжки к его собственной правой ладони тянулась золотая нить. И почему-то он знал: стоит ему покрепче обмотать вокруг руки и дёрнуть, что есть силы, она падёт перед ним на колени. Искушение было велико. Пока он колебался, высокая широкоплечая фигура с огромными крыльями появилась из ночного неба и встала подле неё. Даниель доверчиво обвилась вокруг протянутой им руки.
– Разрешено! – пробасил незнакомец, и в его свободной руке появился огненный меч. Им он рубанул по нити. Раздался резкий гулкий звон.
Винсент увидел, как из его правой ладони безболезненно выскользнула вшитая нить, в это же время с лодыжки Даниель развязался другой конец и упал к её ногам короткой цепочкой с подвеской в виде острой стрелы. Девушка подняла украшение и застегнула на шее уже тонкую золотую цепочку с кулоном в виде стрелы, вписанной в круг. Незнакомец рядом с ней приобнял её и стал гладить её по голове.
Винс хотел сделать шаг назад, но ангел взмахнул крыльями и писателя воздушной волной оттолкнуло прочь.
Молодой человек проснулся от собственного плача. Винс не мог вспомнить, что же такое пугающее или безвыходное ему снилось, чтобы вызвать такой детский скулёж. Стоило ему открыть глаза, как разрозненные мысли вновь накинулись на него: куски из его незаконченного романа, герои, чьи характеры и черты лица ещё предстояло придумать, вспоминались его собственные поступки, которые теперь не казались ему ни безобидными, ни наполненными смыслом и добром. Он был противен сам себе.
А разве может кто-то его любить, если он сам себя считает ничтожеством и бесталанным писакой?..
– Она не придёт, – сокрушённо думал Винс, скребясь короткими ногтями об автомобильную дверцу, пока они ехали в клинику утром. – Я бы не пришёл после того, как я с ней поступил. Она больше не придёт, и я не закончу свою книгу. Всё кончено. Я как писатель кончился. Это конец.
- Голуэй 11 -