- Да, да, иди, но за твой кофе я платить не стану, так и знай.
Оставшись за столиком вдвоем с сержантом, мы некоторое время молчим, и в этом молчании нет никакой неловкости, по крайней мере, я ее не чувствую.
- А меня вы отпустите как Симона или станете пытать? Да, а почему вы его отпустили? Ведь вы его в чем-то подозреваете. Нет?
- Ни в чем я его не подозреваю, - вздыхает Жозеф, обращаясь к пустой чашке, забытой приятелем на столе. - И вас я пытать не стану, или у вас есть что рассказать?
- Меня пытать бесполезно, я вчера весь вечер была у себя в номере, портье, скорее всего, сможет подтвердить это. Кстати, подбросить Жаку ключи мог бы любой желающий. Этот паршивец все время смотрит телевизор в холле на втором этаже. Неужели там его рабочее место? Надо было спросить у Симона. Если что, мой номер тоже на втором этаже, и незамеченной мимо Жака мне было бы не проскользнуть.
- А сам Жак может похвастаться таким же алиби? Вы не смотрели вчера вечером телевизор вместе с ним?
- Я не люблю футбол, можете смело арестовывать Жака.
Жозеф вздыхает и морщится. У него нет желания острить. Наконец и до меня начинает доходить. Господи, какая я идиотка! Что с того, что я совсем не знала эту маленькую девочку с веснушками на остроносой мордашке, Соланж Мерсье. Сколько ей было, двадцать? А родители, каково им теперь? А ее парень? У нее был парень?
- Да, его зовут Серж Мишо. - Наверное, речь о парне несчастной девушки. Я пытаюсь сообразить, о чем еще проболтался мой язык, а Жозеф удивленно смотрит на меня. - Почему вы о нем заговорили? Нет, на самом деле, понятно почему. Все правильно. Начинать надо с него, вы и рассуждаете как настоящий следователь. А моя беда в том, что всех, кого только можно заподозрить в убийстве, я слишком хорошо знаю. Я уверен, они не убивали Соланж, и что мне теперь прикажете делать?
- Что делать? - Повторяю я за сержантом и одновременно гадаю, кто и чьи мысли подслушивает на сей раз. Еще в прошлом месяце я даже не подозревала о существовании этих людей и самого местечка под названием Шеврефуа. Со мной так бывает, от хандры и дурного настроения я вдруг срываюсь, ссорюсь с кем-нибудь из близких или хороших знакомых и уезжаю. Неважно куда, лишь бы меня оставили в покое. Уезжаю, чтобы испачкать карандашами пару блокнотов, отдохнуть от надоевших лиц и перестать думать о том, как жить дальше. Ладно, если честно, всякий раз я бегу из сумасшедшего дома. Скрываюсь от престарелого козла-патрона, и почему я не уволилась перед отъездом? Сбегаю от "талантливых" друзей. Когда на них находит "вдохновение", эти "гении" начинают мешать травку с выпивкой и превращаются в отвратительных уродов, от откровений которых хочется повеситься. Я уезжаю от зануды домовладельца и соседей с биноклями, подсматривающих в окна за такими же наблюдателями как и они сами. Я уезжаю и как будто закрываю глаза, чтобы видеть захватывающие яркие сны. Здесь, в этих снах, живут совсем другие люди, в их взглядах нет озлобленности, презрения или притворства. Здесь так, как должно быть. Так, как я бы этого хотела. К сожалению, Рождество пройдет, мне придется проснуться, и мой сумасшедший дом примет меня обратно. А может быть, вся моя жизнь - это бред и дурной сон, и просыпаюсь я только здесь? Где он, настоящий мир? Эти люди вокруг, может только они и есть на самом деле? Иногда они встречают таких вот "сонных" гостей, как я, а иногда умирают в своем настоящем мире.
- Вот, и Симона я не могу представить себе убийцей. - Теперь в моей голове все окончательно перемешалось, а Жозеф продолжает, по-прежнему обращаясь к кофейной чашке. - Вообще, сама картина преступления выглядит дико и нелепо. Кто и зачем мог убить симпатичную девушку, никому не сделавшую ничего плохого? Я не представляю. Картина преступления... Мадемуазель Бриссон, - я вздрагиваю, мне уже стала привычной беседа жандарма с пустой посудой, и его обращение, теперь непосредственно ко мне, слишком неожиданно. - Мадемуазель Бриссон, вы же знаете толк в картинах, а как вам кажется, что тут не так? Вы же должны чувствовать, ну, как это у вас? Откуда должен падать свет, какой ракурс, я имею в виду, как посмотреть на случившееся, чтобы смерть Соланж не выглядела такой бессмысленной и неправдоподобной? - Сержант смотрит в глаза, но избегает рассматривать мое лицо, как это делал Симон, кажется, Жозеф меня чуть-чуть стесняется. Или даже не чуть-чуть.
- Знаете, мсье Боригар, я не уверена, что знаю толк в чем-то таком, что сможет вам помочь. Мне приходится зарабатывать на хлеб профессией иллюстратора. Я не пишу "Картины" на холстах, я рисую картинки, те что печатают в книжках. А что до самих книжек, так мне никогда не нравились детективы, если я что-то и читаю, это, скорее, какие-нибудь любовные романы и прочие мелодрамы, а в них корнем всех бед и причиной преступлений могут быть лишь страсть и деньги. Если вы ждете от меня совета, то вам стоит поискать либо обиженного наследника, либо обезумевшего ревнивца. Как по-вашему, убийство девушки было умышленным, то есть я имею в виду, было ли убийство спланировано, или все произошло случайно? Ну, вы понимаете, что я хочу сказать?
- Да, понимаю, - Жозеф целую минуту молчит, смотрит в окно на игрушечную площадь с почтой, автобусной остановкой и клумбой, покрытой засохшими бархатцами, потом словно ученик складывает перед собой руки и наконец решается, - мадемуазель Бриссон, у вас здорово получается логически рассуждать. Только я не знаю было ли преступление спланированным. Вот, смотрите, задушить девушку голыми руками, и при этом ударить ее головой о стену. Само убийство трудно принять за хладнокровно спланированное действие. С другой стороны, ключи в отель подбросили явно с какой-то целью. Я все-таки думаю, что их подбросили, иначе мы бы их так быстро не нашли. И отпечатки пальцев...
- Вы говорите "мы не нашли", мсье Боригар?
- Не зовите меня "мсье Боригар", а то я чувствую себя стариком, а ведь я лет на пятнадцать моложе Симона. Договорились?
- Хорошо, от "мадемуазель" я себя не чувствую школьницей, но с меня было бы довольно и одного имени, хорошо Жозеф?
- Хорошо коллега, - жандарм впервые осмеливается улыбнуться мне краешком рта.- Так вы поможете мне с этим делом, Софи?