…И все, ну совершенно все мажут зеленкой. От малой царапины до прыщика, от аллергической болячки до грибка ног, от синяка до непонятно отчего опухшей ноги. Но зеленка здесь на удивление мерзкая. Кажется, разбавленная водопроводной водой или, может быть, ужасно древняя, изготовленная самим товарищем Зелениным еще при жизни.
9 июня. Брата должны выпустить послезавтра вечером. Уже неплохо.
Отжался набором за час прогулки триста семьдесят раз. На воле бы такую спортивную форму. Парадокс: спортивная форма есть, а воли нет.
А вокруг как норма грабежи, разбои, трупы, вещдоки, свидетели, терпилы, мусора, опера, судьи, суды, автозаки, конвоирки, конвойные, выводные, корпусные, ДПНСИ и камеры, камеры, камеры… Кажется, никогда больше детективы и криминальные произведения читать не смогу.
Этот муравейник отягощает мой мозг. В голове даже не винегрет от всего этого, а мелкая шинковка. По телевизору каждый час, как дубиной — криминал во всех видах.
Подозреваю, что на централе появилась «обезьянья оспа». Гадость сродни атипичной пневмонии, вот от нее и гниют люди. Возможно, это похожая на оспу тропическая гадость. Кто знает? Кто это изучал? Кому это надо?
11 июня. Сегодня брата отпустят из карцера.
Время, время, что это? Что оно, как оно, что оно делает? Оно бежит, летит, скачет, прыгает. Я его глотаю, пью, вдыхаю. Или оно меня пьет и ест. И вот странность: оно бежит, а ничего никуда не двигается. Или это кажется только мне? Вот что значит отсутствие цели. Определили бы дату, стало бы проще. А так неясность и пустота. Пустота и тишина, и в тишине клубятся мрак, боль, ненависть, тоска. Плотный, мохнатый, сальный дым тюрьмы.
Подтянулся тринадцать раз. Хочу выйти на пятнадцать. Фигуру приобрел спортивнейшую, жалко, не для кого. О чем это говорит? О том, что в основном все это делается сначала для других и только через них для себя. И так практически все, что делает человек в жизни.
Результат — это много-много раз по чуть-чуть.
11 июня. Брата подняли с кичи, и в этот же день я получил постановление о назначении предварительного слушания.
— Что это? — показываю таджику на его мешок.
— Соль.
— Какая же это соль, это героин.
— Да? — удивленно. — А я эту соль всегда в еду добавляю. Вот уже двадцать лет как. И отец, и брат.
14 июня. Шесть дней до суда. «Швондера» не будет, а будет какая-то женщина. Ожидать от суда, говорят, нечего, принимая во внимание, что «Швондер» в отпуске. А это верные два месяца. Вполне возможно, что следующее заседание будет только в конце августа или в сентябре. Похоже, еще два года придется отдать этой системе.
17 июня. Из достижений. За прогулку отжался пятьсот раз. До конца лета — семьдесят пять дней. Забрали Дато, жаль, хороший человек. Редкий случай здесь. Вчера с небес упал «грев». Крайне вовремя, так как опять ничего нет, ни сигарет, ни еды.
19 июня. Отчаянно хрюкая, хлопая ушами по бокам, в кормушку пролез «кабан». Передача воспринимается как кусочек свободы.
В ожидании своей судьбы можно состариться.
21 июня. Вчера был суд. Предварительное слушание. Ровно ничего. Перенесли на 1 июля. Суд производит безнадежное впечатление. Какая-то тугая, тупая масса впечатлений и ощущение такое, что сейчас вот-вот — и все расхохочутся.
27 июня. Вчера в камере был шмон. Сперли пачку «судовых» сигарет. Початую. Несчастные люди, остается только их жалеть. Хочется курить, а хороших сигарет у них не было, нет и, похоже, никогда не будет. И где взять? Только в камере. Заодно там же можно найти хороший крем и дезодоранты.