Но это…
Это выбивалось из привычной картины мира. Причем слишком сильно, чтобы списать на помутнение рассудка расплавившегося под прямыми лучами знойного Soles.
У этого было тело молодой gran tiburón blanco. Вытянутая морда cocodrilo, с идущими внахлест черными пластинками чешуи и роговыми наростами. Его ojera… они были цвета свежепролитой крови, крошечные точки в бездонных провалах глазниц. И мокрые patas de perro наполовину сросшиеся с передними плавниками.
Оно кружило вокруг их лодки, издавая низкие утробные звуки, пробирающие до самых huesos.
И самым страшным было, что ему ответили.
Один.
Два.
Три.
Семь идентичных голосов с разных сторон.
Что это за herejía?
Примечание автора:
Переведено на испанский Googl-ом, так что возможны косяки.
hijo de puta — долбоеб
tiburón — акула
bastardo — ублюдок
mierda — дерьмо/хуй/срань, да, я перебирал
mayor — мажор
asesino profesional — профессиональный убийца
amistad — друзья
es terrible — страшно
Colmillos — клыки
dedo — пальца
cadáver — труп
la Virgen — Дева Мария
Alcohol y putas? — бухлом и шлюхами?
Cuchillo — нож
carnívoro — хищника
cicatrices — шрамов
vivo — жив
salir al mar — выходить в море
burdel — борделе
Soles — Солнца
gran tiburón blanco — большой белой акулы
cocodrilo — крокодила
ojera — глаза
patas de perro — собачьи лапы
huesos — костей
herejía — ересь
Глава 26. Он смотрит на мир из ваших глаз…
— В чем главная разница между бедным и богатым?
— Никакой, кровь у всех одного цвета.
Нар Отец Монстров. Избранные Изречения
Стеклянное крошево хрустит под тяжелыми подошвами берцев.
Третий мог бы идти по месиву запекшейся крови, латунных гильз, осколков бетона и разбитых бутылок босиком. Боль не страшила его, ибо он не знал самого определения понятия "болевое ощущение". Он знал лишь, что "боль" ослабляет или наоборот усиливает смертных, которых он должен убивать. В зависимости от чего это работает его эквивалентное мозгу бродячей собаки сознание понять не могло, да и не особо хотело. Еще он знал, что если убьет достаточно много, то сможет впитывать боль порами своей кожи, становясь быстрее, сильнее, умнее и в разы опаснее.
На плечах сковывающий движения темный панцирь, в небольших полостях которого покоятся маленькие вытянутые коробочки, которые нужно вставлять в автомат, что он сейчас держит в руках, когда та коробочка, что сейчас находится в автомате закончится. Зачем это было нужно Третий не знал, он же не Первый и не настолько хорошо понимает мир. Он просто хочет убивать, а автомат не самое плохое средство для достижения подобных целей, пусть и не дает такого же удовольствия и внутреннего насыщения, как собственноручно вырванный кадык.
Смутное движение.
Переплетение хаотичных связок разрозненных мыслей и обрывков образов, составляющих саму внутреннюю суть Третьего, отодвигаются на задворки подкорки мозга, сменяясь полным контролем одного из алгоритмов Мертвого бога, завязанного на небьющемся сердце Первого.
Мертвец вскидывает АКМ, жмет на спусковой крючок.
Отдача бьет в плечо.
Короткая очередь скашивает живого. Пуля в грудь и две в живот.
Он еще жив.
Второй и Пятый вертят черепами.
Первый прикрывает.
Одиночка.
Третий уже рядом с умирающим куском мяса. Он хрипит и конвульсивно сокращает мышцы, захлебываясь собственной кровью от кусочка свинца, разворотившего часть его легких, расщепив кости ребра. Сухие губы, впалые щеки и пронзительные голубые глаза. Перекрестие прицела останавливается на изрезанном морщинами лбу. Выстрел. Тело перестает шевелиться.
Слишком мало крови и боли.
Третий хочет содрать плоть с его костей и запить это еще теплой водой жизни, что темными пятнами растекается по холодному бетону.
Но кто он такой чтобы перечить непререкаемому авторитету Мертвого бога, нависающего за плечами каждого воина Легиона? Дети Могил не прощают ошибок, плевать жив ты или мертв, но воля посланника Темных богов будет исполнена. Чего бы это не стоило.