Василий поплыл с нами дальше, но жить остался в каюте третьего класса, не пожелав переселяться на место Михельсона. Он снял картуз и галстук и взамен сапог переобулся в ботинки, взятые у кого-то из пароходной команды. Команде Свистулькин понравился, над ним взяли шефство, снабдив всем необходимым. В составе оркестра Василий все же не выходил, но составил пару Гваделупову.
Василий на слух легко наиграл мелодии исполняемых Гваделуповым песен, и они составили уникальную пару – бас трагика и бас трубы Свистулькина. Зрителям очень понравилось, они решили, что для столицы это нормально – петь романсы под аккомпанемент трубы.
Позже он сыграл значительную роль во всей истории, я так и не смогла понять, хорошо или плохо, что Вася вообще появился на «Володарском».
Концерт в Гадюкино удался, несмотря на почти полное бездействие остальной труппы. Лизе вручили невероятных размеров веник, собранный с палисадников всего города, даже Гваделупову и Свистулькину перепало по букету.
Суетилов был доволен, он беспрестанно похохатывал и потирал руки:
– Михельсона заменили. Павлинову и ту заменили!
Лиза, несмотря на настоящий успех, выглядела мрачно, лучше директора понимая, чем обернется замена лично для нее.
Я в качестве бездельницы наблюдала за этим торжеством абсурда со стороны, размышляя, что будет, когда приедет настоящая Павлинова. Не может же Тютелькин не убедить ее в опасности такого поведения. Суетилов договорился, что пароход у гадюкинской пристани задержится, чтобы Тютелькину и Любови Петровне не пришлось догонять нас в следующем городе.
Догонять не пришлось, пролетка с Тютелькиным показалась, едва мы успели вернуться с феерически успешного концерта. Он приехал не один, но…
Глава 3. Убить талант обычно куда легче, чем его обладателя
Причем у одного обладателя можно убить сразу несколько талантов, а наоборот – никак.
Любови Петровны с Тютелькиным не было!
Зато имелся рослый молодой человек в милицейской форме, складки которой он то и дело тщательно расправлял.
Суетилов даже голос потерял, осознав, что Любови Петровны нет.
– Где Павлинова? – театральный шепот звучит громче того, что сумел выдавить из себя директор.
Тютелькин с трудом взобрался по трапу на нашу палубу, остановился, переводя дух, и также шепотом ответил:
– Не знаю. Нет! Все обыскали, нет Павлиновой. Я думал, она вас сама догнала.
Следом за ним поднялся тот самый молодой милиционер.
Товарищ Проницалов
– А это? – директор указал глазами на юношу.
– Это Проницалов, тарасюковский милиционер, никого другого не было.
Молодой человек в очередной раз одернул складки у гимнастерки и козырнул, представляясь:
– Милиционер Проницалов. Что у вас случилось?
Директор честно признался:
– Черт его знает!
На что милиционер бодро пообещал:
– Разберемся.
Эти тарасюковские не унывают вообще? Свистулькин пообещал к утру научиться играть на скрипке; правда, не научился, но дирижера очаровал. Этот обещает разобраться… Интересно, кем он останется работать при Суетилове? Гоня от себя нелепые мысли, я отправилась в каюту. В конце концов, какое мне дело, кто играет на трубе или в чем разберется Проницалов?
Несмотря на позднее время, отдохнуть не удалось, и дело не в бессоннице. Проницалов слово сдержал, вернее, попытался сдержать – он начал разбираться немедленно. Не успевшая успокоиться после выступления труппа была собрана в салоне. Одним из последних туда вошел чувствующий себя именинником Гваделупов. Он что-то напевал, словно прочищая ставшее вдруг таким ценным горло.
– Товарищи, – обратился к нам Проницалов, – я по поводу отсутствия товарища Павлиновой Любови Петровны 18. года рождения.
Не вникнувший в ситуацию Гваделупов возопил своим громовым голосом:
– Какого отсутствия? Нет никакого отсутствия!
Проницалов оживился:
– Вы знаете, где товарищ Павлинова?
Я, понимая, что актера просто не успели предупредить, старательно подмигивала ему, глазами показывая на форму Проницалова, мол, милиционер же! Гваделупов все понял, только в обратном смысле, и продолжил ломать комедию:
– Вероятно, у себя.
– Вы ее видели? – в голосе Проницалова слышалось сомнение, но еще больше в нем было подозрительности.
– Да, конечно!
– Когда?
Гваделупов, уже уловив какое-то смущение вокруг, попытался вопросительно просигнализировать мне: мол, что случилось? Я, не зная, как дать ему понять, отрицательно покачала головой. Это перемигивание заметил Проницалов и воззрился теперь на меня: