Тем временем неловкая беседа в гостиной продолжалась. Либо Тенку Залия, либо я произносили какую-нибудь фразу, и ее тут же подхватывал один из добровольных переводчиков. Больше всего это напоминало партию в теннис, во время которой головы зрителей все время поворачиваются то вправо, то влево и слова перелетают через комнату, как мячики. Обстановка в гостиной была далека от непринужденной; скорее вся церемония походила на пытку чаем и пирожными.
Лед растаял, только когда я преподнесла матери Бахрина привезенную из Австралии огромную коробку шоколада «Кэдбери». Ее заблестевшие глаза и счастливая улыбка не нуждались в переводе – я и так поняла, что вижу перед собой товарища-шоколадоголика, и с этого момента мы с Тенку Залией стали друзьями.
Покончив с официальным визитом, мы с Бахрином и с одним из его кузенов в качестве дуэньи отправились прогуляться по Куала-Тренгану. Вечером того же дня в доме своего дяди Бахрин поздравил меня с тем, как хорошо я справилась. Он говорил о моем успехе так, словно я выполнила опасную миссию в тылу врага и мне вот-вот должны вручить за это медаль. Однако медали не последовало, и я только недоуменно улыбнулась ему в ответ, делая вид, что не понимаю, что он имеет в виду.
Гораздо позже, получше познакомившись с исламскими обычаями, я поняла, что мужчина-мусульманин знакомит женщину со своей семьей, и особенно с матерью, только если у него самые серьезные намерения. Юноши и девушки просто так не заглядывают в гости друг к другу. Бедняжка Залия, конечно, понимала планы Бахрина гораздо лучше, чем я, но скорее всего не сознавала, что мне о них в тот момент еще не было известно.
Я часто мысленно перебираю воспоминания о своей первой поездке в Тренгану. Кое-какие эпизоды я помню с удивительной точностью, другие, менее значительные, совершенно стерлись из моей памяти. Возможно, это случилось потому, что в тот раз я позволила себе подпасть под очарование семьи Бахрина и если видела что-то непонятное или неприятное мне, то предпочитала поскорее забыть об этом или найти какое-нибудь удобное объяснение. В семнадцать лет я еще боялась идти против течения. В тридцать, если потребуется, меня не остановит и цунами.
Две первые недели 1981 года прошли в непрерывных разъездах между Тренгану, Куала-Лумпуром и Сингапуром, так что в конце концов у меня начала кружиться голова. В Тренгану мы осматривали памятники и любовались пейзажами, в Куала-Лумпуре развлекались, а в Сингапуре ходили по магазинам.
Именно в Сингапуре я познакомилась с правителем султаната Тренгану, дядей Бахрина по материнской линии, и его второй женой, матерью наследного принца Мизана Шарифой Нонг и с остальными их детьми. Мизана, веселого, скромного и немного застенчивого парня, я знала и любила еще в Австралии. У него было красивое, строгое лицо, в котором сочетались арабские и малайские черты, и задумчивые черные глаза, а для меня всегда имелась в запасе теплая, немного неуверенная улыбка. В отличие от Бахрина, он не имел ничего против домашней работы и, навещая нас в Мельбурне, нередко подметал пол или стряпал что-то несложное на нашей кухне. Мне всегда было немного жалко его, потому что он терпеть не мог частную школу Джилонг, в которой он в то время учился и которую раньше закончил и Бахрин. Учение давалось Мизану с трудом, а кроме того, он очень скучал по семье и дому. Однако жизнь наследного принца, который когда-нибудь может стать королем всей Малайзии, не принадлежит ему. Все решения о его карьере, месте жизни и даже будущей официальной жене принимаются на высшем уровне и без всякого его участия.
С другими детьми султана я тоже успела немного познакомиться в Тренгану. Среди них были три девочки, Фарах, Анна и Има, от пятнадцати до двадцати одного года. Старшая, Фарах, тоненькая как тростинка, с изящным личиком в форме сердечка и пухлыми губками, была такой же болтушкой, как и ее мать, обожала сплетничать, всегда навешивала на себя гирлянды драгоценностей и была очень щедра на преувеличенные комплименты, что немного смущало меня.
Анна, напротив, предпочитала молчать и, сидя где-нибудь в уголке, наблюдать и слушать. Она была настоящей красавицей – сексапильной, с длинными черными волосами и изящной, как у сестры, фигурой, но за ее видимой хрупкостью скрывался весьма сильный и довольно вздорный характер.