Выбрать главу

– Макс, а ты не собираешься забрать ту кровать?

– Ну-у… – быстрый взгляд чёрных глаз мельком касается лица Алекса и снова возвращается к почти опустевшей тарелке, – я думал присмотреть что-то поинтересней…

Удивительно, насколько разборчиво звучат его слова несмотря на набитый и занятый пережёвыванием рот. А вот тон довольно уклончив. Алекс подпирает голову руками и внимательнее всматривается в острый подбородок, двигающийся туда-сюда. 

– Кажется, у тебя много идей. 

– М-мнгх…

– И денег…

– Хмнгх…

– Так почему бы не нанять грузчиков и не попросить их привезти кровать прямо сегодня?

Челюсть Максима замедляется, а потом и вовсе перестаёт двигаться. Запив проглоченное вином, он вытирает губы салфеткой и уже пристальнее всматривается в Алекса:

– Ты не собираешься сегодня возвращаться домой?

Алекс трёт глаз, но взгляд не отводит.

– А ты хочешь, чтобы я ушёл?

На этот раз Максим не отвечает. Продолжая задумчиво промокать губы салфеткой, он, кажется, даже дышать перестаёт. И вдруг резко встаёт со стула.

– Тебе придётся немного побыть тут одному.

Обведя тёмное помещение взглядом, Алекс пожимает плечами и достаёт из кармана смартфон – одежду он оставил в ванной, но технику взял с собой.

– Ничего страшного. Потерплю, лишь бы не спать на полу.

Почему-то это его заявление заставляет Максима хмыкнуть и начать развязывать пояс халата. Однако полюбоваться на стриптиз не удаётся – тот уже скрывается за поворотом в коридор. 

«Кажется, я разрушил своим прагматизмом весь романтический настрой…»

Алексу немного стыдно. Но ему так хочется упасть на что-то мягкое и при этом обнять упавшего рядом Максима, что он прощает себе этот эгоизм. И возвращается к поглощению своей пиццы. Хотя голод немного затих, и вряд ли он сможет справиться с ней полностью, как это сделал Максим, но если есть не спеша, почитывая башорг… то почему бы и нет?

Подняв ноги на стул и укрыв их длинными полами халата, Алекс провожает уже одевшегося Максима взмахом руки. И остаётся один.

Пицца кончается спустя сотни две цитат. К этому времени почти все свечи успевают полностью оплыть, и включённый верхний свет наконец-то представляет взору Алекса холл коттеджа. Нет, зря он принял его за кухню или гостиную… пока что это всего лишь часть дома, заставленная коробками, и чем именно она станет: большой прихожей, приёмной для клиентов или чем-то ещё – предстоит решить хозяину дома. А пока, найдя возле стены свои кроссовки и обувшись на босу ногу, Алекс направляется к незамеченной ранее винтовой лестнице – может, на втором этаже найдётся что-то интересненькое? И вдруг его взгляд натыкается на белесый телефон, всунутый между двух перевязанных скотчем ящиков. И это явно не телефон Максима. Покрутив блестящий прямоугольник в руках так и сяк, Алекс неожиданно для самого себя вздрагивает. В памяти всплывает звук щелчков.

«Григорий…» 

Конечно, стопроцентной уверенности в том, что это тот самый телефон, на который его фотографировал художник-извращенец, нет, но… что если это именно он? Но как он тут оказался? Григорий его выронил?.. Или специально оставил, чтобы был повод вернуться?

Бросив взгляд на дверь, Алекс заставляет себя успокоиться. Во-первых, вряд ли следователь отважится сегодня снова сунуться сюда, а во-вторых, как бы там не было, разве это не шанс? Покопаться в его телефоне и удалить свои позорные фото?!

Только вот как разблокировать смартфон? 

Усевшись на ближайший ящик, Алекс принимается водить пальцем по экрану снова и снова. Неудача следует за неудачей, но количество попыток кажется неограниченным – так что всё больше нервничая и потея, он продолжает выводить геометрические фигуры, буквы, цифры и всякие приходящие на ум символы, пока снаружи не доносится шум подъезжающих машин. 

«Чёрт!»

Паника сжимает горло. Алекс поспешно прячет телефон Григория в карман, к своему, но тут же вытаскивает обратно – вдруг Максим его найдёт? Вдруг сможет разблокировать и обнаружит фото? Да и даже если просто спросит, откуда он у Алекса – что он ответит???

В голову приходит только одно – сунуть находку туда, где она была. Но подальше и поглубже. Чтобы забрать и перепрятать позже. 

Дверь открывается, едва Алекс успевает разогнуться. Несколько мужчин в комбинезонах вваливаются в дом, гружёные разобранным каркасом кровати и огромным матрасом. Максим заходит следом тоже не с пустыми руками, и отдав Алексу две новенькие, запаянные в полиэтилен подушки, уходит вперёд, включая свет и показывая грузчикам дорогу. 

На и так не блистающем чистотой полу остаются грязные следы ботинок и кое-где целые комья земли. 

Оглянувшись и убедившись, что белесый телефон не видно в тёмной щели между ящиками, Алекс отправляется следом за процессией.

В спальне и правда обнаруживается зеркальный потолок. В квадратных плитках отражаются макушки грузчиков, получающих свою оплату, а потом спина Максима и самого Алекса, собирающих кровать. Вроде бы ничего сложного, но столько разных болтов… За окнами начинает темнеть, когда они заканчивают стелить постель, и к этому моменту Алекс оказывается способен только со стоном упасть на пахнущую чем-то странным простыню. Максим накрывает его километровым одеялом и плюхается следом, едва не придавив.

– Спать? – спрашивает приглушённо.

– Ага.

У Алекса нет сил даже снять халат. Но Максим снова встаёт. В комнате раздаётся тихий шелест одежды, потом матрас прогибается под тяжёлым телом, и к спине Алекса прижимается горячая грудь. Её жар ощущается даже сквозь махровую ткань. И некоторая твёрдость пониже – уже другой части тела Максима. Однако обняв Алекса, тот остаётся лежать неподвижно, даже не пытаясь прижаться плотнее. 

Тоже устал?

Тоже вымотался?

Алекс закрывает глаза. Но сон не идёт. 

Даже в надёжных объятиях и мягкой кровати смутное беспокойство продолжает зудеть внутри головы, рождая одну мысль за другой, заставляя вертеться, то укладываясь на спину, то отворачиваясь от Максима, то наоборот – устраивая голову у него на груди…

– Что-то не так? – раздаётся вдруг тихий вопрос. 

– М-м-м… не знаю. Наверное, просто не привык ложиться в девять часов…

– А может, тебя что-то беспокоит?

Голос Максима кажется расслабленным, но Алекс уверен, что тот спрашивает не просто так. Ждёт признания? Что он сам расскажет о визите к Григорию? Однако для этого Алексу требуется больше решимости, чем у него есть сейчас. 

– Как мама? – снова вопрос. И на этот раз очень неожиданный. – Я слышал, её выписали из больницы.

«Интересно, от кого?»

– Да, выписали. Сегодня она улетела в Израиль… – Алекс снова переворачивается на бок, лицом к Максиму, и приподнимается на локте. – Твой отец… он устроил для неё там операцию…

– Понятно.

– Ты не знал?

Окна в спальне ничем не занавешены, и отсвет уличных фонарей таинственно очерчивает широкую обнажённую грудь Максима и его уже немного покрывшийся щетиной подбородок. Алекс касается этой щетины пальцем, потом проводит им же по своей щеке. Но его руку перехватывают, и вот уже мягкие губы шевелятся, щекоча ладонь тёплым дыханием:

– Почему ты не поехал с ней?

И опять неожиданно. Алекс вздыхает и опускается на подушку, прижимаясь щекой к твёрдому плечу.

– Из-за меня? – продолжает Максим, поворачивая голову. – Из-за того, что я приехал к тебе? 

Почему-то просто ответить «нет» не получается. Но и молчать дальше тоже нельзя – похоже, Максим винит себя, а значит, Алекс должен постараться объяснить.

– Понимаешь… – он снова вздыхает. – В моей семье особое отношение к деньгам. Особенно чужим. Брать деньги в долг… или принимать дорогие подарки… это никогда не было принято в моей семье. Поэтому мы никогда не брали кредитов – так что пусть жили бедно, но зато без долгов. И если честно, я до сих пор до конца не совсем понимаю, как мама согласилась на эту дорогущую операцию и поездку… Она ведь очень гордая женщина, а если учесть историю её отношений с твоим отцом… Думаю, она сильно испугалась, что может умереть и оставить меня, такого оболтуса, одного… Но что касается моей поездки с ней… Видишь ли, в её глазах это будет бесполезная трата чужих денег и моего времени. И ей, наверное, будет в сто раз спокойнее узнать, что я нашёл или хотя бы ищу работу, чем видеть меня в своей палате каждый день. И считать про себя, во сколько твоему отцу обходится этот самый каждый день моего пребывания в чужой стране.