«Только не говори, что уходил, оставив дверь открытой… и потратил деньги вот на это…»
По идее, надо бы рассердиться, но как это сделать, если на душе вдруг становится тепло, и губы сами собой растягиваются в улыбку?
Поставив сумку на пол, вернувшись в прихожую и оставив пальто на вешалке, Алекс заходит на кухню. Тут в окружении свечей стоит коробка, в каких обычно продают соки, только на этой написано крупно «глинтвейн» и «вино сладкое безалкогольное». Рядом на тарелке тонко нарезанный сыр – сунув в рот несколько склеившихся кусочков, Алекс снова выглядывает во двор, а потом всё ещё жуя и постепенно расстёгивая рубашку, направляется обратно в комнату. Часы на мобильном показывают только девять вечера, но свечи горят так уютно, а место рядом с Максимом кажется настолько тёплым и мягким, что так и манит прилечь. Аккуратно, стараясь не слишком продавить матрас, Алекс забирается на кровать и несколько секунд стоит на коленях, любуясь красивым лицом с неярко выраженными, но всё же заметными восточными чертами. Взять хотя бы эти высокие и чётко очерченные скулы или длинные изогнутые ресницы, подчеркивающие миндалевидный разрез глаз…
Неожиданно эти самые глаза открываются, Алекса хватают и перекидывают на другую половину кровати. Та стоит в огромной нише, с трёх сторон плотно зажатая между стен, так что Алекс оказывается в западне. Да ещё запястья вдруг касается тёплый метал, а слуха –тихий щелчок.
– Больше никогда и никуда тебя не отпущу, – шепчут прижавшиеся к шее губы, пока ловкие и сильные пальцы забираются под расстёгнутую рубашку, нащупывают сосок и начинают сминать его, словно играя с кусочком податливого пластилина.
– М-м-м… а как же я на работу буду ходить?
– Исключительно под охраной…
У игрушечных наручников, пристегнувших одну его руку к спинке кровати, довольно длинная цепь, так что Алексу хватает места, чтобы немного откатиться и повернуться на живот, зажимая слишком усердствующие с его соском пальцы. Те выскальзывают, и почти тут же тяжёлая туша наваливается на бёдра. Но только на краткий миг. Потом Максим приподнимается и начинает стаскивать с него уже расстёгнутые брюки.
– Макс, я…
– Плевать.
До слуха доносится шуршание. Приподнявшись, в отражении окна Алекс не может разобрать деталей, но кажется, Максим бросает на пол обёртку от презерватива, а потом, зажав его губами, принимается расстёгивать джинсы. Себя, утонувшего в мягком матрасе, Алекс практически не видит, а вот стоящий над ним парень возвышается, словно какой-то атлант с фресок про греческих богов. Впрочем, тех рисовали с широкими мощными торсами, Максим же сложен более пропорционально. Но если решит налечь на протеины…
От пространных мыслей отвлекает смешок:
– А быстро ты привык. Лежишь весь такой сладенький и готовенький… прямо бери – не хочу.
– Могу изобразить сопротивление, – хмыкает в ответ Алекс, косясь через плечо, и продолжает, уже сменив тон на притворно-жалобный: – П-пожалуйста, пощадите! Прошу вас, не надо! Я не хочу!
Кажется, или улыбка Максима бледнеет? Разглядеть Алекс не успевает, потому что тот вдруг обрушивается сверху. Локти глубоко продавливают матрас, ладони надавливают на затылок, вжимая лицом в почти плоскую подушку, и к ягодицам прижимается член в ребристом презервативе. Сначала кажется, что Максим пытается войти прямо так, даже не направив его руками, но нет – пока только трётся. И Алекс чувствует себя странно. Униженно. Его не ласкают, а используют, словно единственное, что имеет в нём хоть какую-то ценность – это зад.
Становится сложно дышать. Подушка пыльная, а каждый толчок ещё сильнее вдалбливает в неё носом.
Но грань не пересечена. И нервное возбуждение заполняет мышцы. Растекается по венам. Всё почти так, как в ролевой: Алекс беспомощен и вынужден подчиняться. Но собственная слабость сейчас не вызывает раздражения, и когда одна рука Максима вдруг исчезает с затылка и направляет головку члена точно к кольцу сфинктера, Алекс лишь безропотно замирает в предвкушении. Зная, что сейчас будет больно. Возможно, не так как, как в первый раз, ведь они занимались этим буквально прошлой ночью, но…
– Скажи, что хочешь меня.
Голос хриплый, надтреснутый – от него по позвоночнику пробегает холодок. Но мыслей в голове разом становится меньше.
– Хочу, – давления одной ладони недостаточно, чтобы помешать Алексу повернуть голову и уставиться на отражение их обоих в окне. Не полностью раздетых и утопающих в огне из свечей. – Хочу тебя.
Наверное, ему стоило снова изобразить испуг, но слова уже произнесены. Мгновения тишины прерываются толчком и сорвавшимся с губ Алекса вскриком. Но Максим замирает, и резкая боль, не успев вспыхнуть, начинает тускнеть.
– Хочешь ещё?
Помедлив, Алекс немного приподнимает таз и прогибается в пояснице. Прислушивается к своим ощущениям. Как член проскальзывает глубже. Как подчиняет. Как завладевает всем его существом. И дело даже не в удовольствии от толщины этой штуки, угла входа или задеваемых точек… ведь пока ничего этого нет. Но Алекс уже физически ощущает себя частью чего-то большего. Довольно приятно. Словно он завершён. Словно всё, что делал с самого рождения, было лишь ради встречи с этим парнем. И ради этой удивительной полноты, слияния с ним в единое целое…
– Оттрахай меня.
Дважды повторять не приходится. И ночь превращается в бесконечную сладкую пытку. Простыни пропитываются спермой и потом, воздух раскаляется – и все проблемы, сомнения, страхи откладываются и тускнеют.
А потом настаёт яркое ясное утро. И в совместное принятие ванны. И завтрак с безалкогольным, но очень ароматным вином. Алекс не смотрит на часы, они просто снова валяются, читая смешные цитаты – больше мобильный интернет на его телефоне не тянет, а Максим, как оказалось, купил себе совершенно древнюю нокию, ещё с чёрно-белым экраном. Но зато именно он подбирает пароль к одной из точек доступа вайфай – и вот уже с экрана слышны вздохи и ахи, а всё потому, что кое-кто решает поделиться ссылкой на свой любимый сайт с богатым разделом гей-порно. И конечно, всё это опять перетекает в игры в постели. Уже менее изобретательные и в чём-то даже ленивые, но снова и снова оказываясь в сильных и уверенных руках, Алекс всё дальше отгоняет сомнения. Отец Максима совершенно не знает своего сына. Каким тот может быть нежным. Каким неистовым. И каким чутким.
Но как бы ему не хотелось продлить этот день, выходная суббота подходит к концу. А за ней следует рабочее воскресенье. Велик соблазн послать магазин к чёрту – но что, если его заставят отрабатывать все пропущенные дни? Нет, уж лучше быстрее с этим покончить…
– Ну и как тебе мой отец?
– Что?
Максим стоит у окна с куском разогретой на сковородке пиццы и смотрит во двор. И хотя Алекс прекрасно расслышал его вопрос, переспросил непроизвольно. Ведь в попытке скосить под дурачка нет никакого смысла.
И на вопрос, как тот догадался, есть только один ответ.
Встав из-за стола и протиснувшись между плитой и широкой спиной, Алекс тоже выглядывает из окна. Но не видит ничего подозрительного. А вот взгляд Максима направлен на крышу чёрной машины, припаркованной напротив их подъезда. С высоты пятого этажа невозможно рассмотреть детали, да и не разбирается Алекс в автомобильных марках… но вдруг в поле его зрения попадает человек, появившийся из-за угла соседнего здания и не спеша подходящий к этой самой чёрной машине. Кажется, он в тёмном пальто или пиджаке, в руках что-то вроде стаканчика и пакета…
– Ты его знаешь?
Максим кивает и, откусив от куска пиццы, начинает медленно жевать.
– Кто это? – не отстаёт Алекс.
– Мой нянь. Правда, обычно он предпочитает машины более светлых цветов. Видимо, с прокатом не повезло…
Его голос звучит обыденно и расслаблено, у Алекса же в голове вертятся сотни вариантов, как начать объяснять… оправдывать своё молчание. Но в конце концов он произносит только одно слово: