Заходя в раздевалку, он даже не обращает внимания на пару едких и уже ставших привычными вопросов. Например, сегодня собирающийся домой народ интересует, почём нынче ночь голубой любви и дорого ли берёт за приём проктолог. Девчонки хихикают, парни корчат из себя альфа-самцов. По идее, в их голосах звучат довольно опасные нотки, и будь это впервые, Алекс бы точно решил, что в ближайшее время стоит ждать тёмную… но в данный момент его больше волнует пришедшая смс. На светящемся на экране в небольшом превью поместилось только две строчки: «Хочешь знать, кто пытался тебя подставить? Тогда зад…» – чтобы прочитать дальше, смс надо открыть. Только вот вокруг слишком много любопытных глаз.
Выйдя на улицу, Алекс убеждается, что Максима поблизости нет, и заходит в соседний продуктовый магазин. Там около входа стоит кофейный автомат. Сунув внутрь три монеты и получив свой горячий стаканчик, Алекс прислоняется к стене и снова достаёт телефон.
«Хочешь знать, кто пытался тебя подставить? Тогда задержись сегодня после работы. И ты убедишься, что ещё ничего не закончилось.»
На ум сразу приходит Жека. Ведь в день первой кражи именно он остался в магазине последним. Но вор бы не отправил такое смс… Значит, он не виноват? Но возможно, видел кого-то… Однако номер отправителя незнаком. Подставной?
Алекс уже выбирает из списка контактов новый номер Максима, но палец замирает, так и не нажав на имя. Во-первых, в ушах ещё звучит: «Это мои проблемы» – а во-вторых… что, если тот не возьмёт трубку? И всё повторится по-новой?
Нет. Уж лучше оставить себе надежду. Что Максим просто не смог прийти и встретить его. Например, потому что разговор с отцом затянулся. А не потому что поезд уже далеко…
Снова открыв и перечитав смс, Алекс убеждается, что точного времени в нём не указано. Да и это: «ещё ничего не закончилось» – выглядит довольно проблематично. Зато теперь у него есть, чем занять себя. А что, отличная замена! Не хочешь волноваться о чём-то одном? Поволнуйся о другом! Но в результате Алекс всё равно вынужден ждать. И сначала он занимает себя чтением смешных цитат из популярного паблика в социальной сети, но когда кофе кончается, и приходит время закрыться и этому магазину, возвращается в переулок. По идее, дверь служебного входа должна быть заперта, но стоит дёрнуть за ручку – и та поддаётся.
«Может, позвонить Дмитрию Всеволодовичу?»
Вроде бы здравая мысль. Только вот в прошлый раз всё закончилось не очень хорошо. А если директор опять решит, что Алекс лишь пытается привлечь его внимание?
«Нет, встречу назначил мой доброжелатель… поэтому мне нечего опасаться…»
Включив свет, он достаёт с подоконника маленький электрический чайник и банку со смесью кофе и сахара. В начале месяца, помнится, девчонки громко возмущались, что парни всё ссыпали в одно место… мол, некоторые следят за фигурой и пьют несладкий. Почему-то это воспоминание вызывает лёгкую грусть. Ни с кем из них Алекс не общался особенно близко, но тогда они ещё не смотрели на него, как на урода…
В чайнике мало воды, поэтому он закипает довольно быстро. Но вот попить чай Алекс не успевает. Потому что свет неожиданно тухнет. Распахивается дверь, но не на улицу, а в зал. И на фоне этой двери мелькает смазанный силуэт. К сожалению, рассеянного света, проникшего с улицы через прозрачный главный вход, не достаточно, чтобы не привыкшие к темноте глаза смогли различить детали… но вот удар по голове Алекс чувствует прекрасно. Правда, это последнее, что он успевает осознать.
Глава 20. Сам виноват?
****
– Я пpocто хочу знaть, что с ним!
– А я повторяю, что нe имею право сообщать постороннему человеку какую-либо информацию о пациенте без его согласия! Вы его родственник? Доверенное лицо? Hет.
– Я же не требую от вас подробностей!
– Mне надо работать, молодой человек!
– Подождите!
Голоса раздражённой медсестры и едва сдерживающегося Максима удаляются, а Алекс вздыхает и косится на соседа по больничной палате – его нога загипсована и привязана к какой-то распорке, но зато он спит. Просто поразительно… и это в таком-то шуме!
Очень хочется в туалет. Надо бы встать, но… кружится голова. И тошнит. Так что Алексу кажется, что он вполне способен потерпеть ещё.
– Астеньев в этой палате?
Из коридора заглядывает женщина со строгим лицом и в таком же строгом пиджаке. Только вот юбка очень уж тесно облегает бёдра… Смотрит она почему-то на Алекса. Вероятно, потому что в палате, кроме него и спящего мужчины со сломанной ногой, больше никого и нет.
– Это я.
– Могу я задать вам несколько вопросов?
«Прям журналистка, а не мент…»
Ночью Алекс вдоволь наобщался с представителями закона, так что сомнений в месте работы этой дамы не возникает, да и по тону вопроса очевидно, что права отказаться у него нет.
– Я уже рассказал всё вашим коллегам, – не скрывая недовольства, процеживает Алекс сквозь зубы, спускает ноги на пол и остаётся сидеть, пережидая приступ головокружения. И пытаясь вслепую просунуть ступни в лёгкие тапки. – Или так неймётся меня арестовать?
Длинный нос и острый взгляд делают женщину похожей на птицу. Она полностью игнорирует его приступ раздражения и молча ждёт, пока он поднимется с кровати и дошаркает до порога. Эта палата – последняя в коридоре, напротив неё выход на запасную лестницу, а рядом большое мутное окно, выходящее на внутренний двор городской больницы. Алекса доставили сюда ночью на скорой с сотрясением мозга и острым алкогольным опьянением… и его текущее самочувствие – ничто иное, как их последствие. И не вызывает никакого сочувствия ни у медицинского персонала, ни у этой вот госпожи полицейской. А всё потому, что им известна предыстория… точнее, теория, придуманная нашедшими его патрульными.
– Давайте сначала пройдёмся по вчерашним событиям, – женщина достаёт из кармана пиджака маленький блокнот и огрызок карандаша. – Вы утверждаете, что ушли вчера из магазина около девяти вечера, всё верно?
Алекс кивает и прислоняется к холодному подоконнику. Длинный коридор простирается далеко вперёд, по нему спешат медсёстры в белых халатах и медленно прохаживаются или еле ковыляют пациенты в домашних пижамах и спортивных костюмах, а ещё торопливо приближается женщина, хрупкая и низенькая, со свёрнутым пакетом, прижатым к животу – словно опасающаяся, что его могут отнять.
Но вот она замечает Алекса и сбивается с шага.
– Зачем вы вернулись? – тем временем спрашивает полицейская. – Почему не пошли после работы домой?
– Я же говорил, что мне пришла смс… Мам, подожди в палате, хорошо?
Две женщины обмениваются взглядами, один из которых не выражает ничего, кроме вежливого внимания, а второй кажется каким-то затравленным или даже испуганным. Xотя Алексу тоже немного страшно. Нет, на самом деле, он вне себя от бешенства, но внешне это никак не проявляется. А ещё ему стыдно. И противно от самого себя.
– Eму нельзя вставать, – вдруг резко произносит мама.
Полицейская переводит взгляд на Алекса:
– Молодой человек сам пожелал выйти, меня вполне устроила бы беседа и внутри.
– Ма, мы ненадолго. Иди.
Сердито раздув ноздри, мама всё-таки разворачивается и скрывается в палате. Но тут с лестницы выходит мужчина в цветастом домашнем халате, и полицейская, прежде чем продолжить допрос, дожидается, пока тот отойдёт подальше.
– Это смс – единственное подтверждение ваших слов, Александр, однако вы сами могли его написать. Сим-карта, с которой оно было отправлено, участвовала в рекламной акции – сотни таких же бесплатно раздавали всем желающим пару дней назад.
– Вот как?
Ночью этой информации ещё не было. Значит, кто-то взялся за его дело… о хулиганстве и краже.
– Почему бы не признаться, что вашим друзьям просто требовалось место, чтобы собраться и выпить? И вам пришло в голову, что раз в магазине нет человека-охранника, то он вполне подходит? Знаете, я допускаю, что вы даже не собирались пускать своих друзей дальше той комнаты, но алкоголь ударил в головы, и вечеринка пошла не по плану…