Нет, всё это верно, но – совершенно не то. Понимать мозгами и чувствовать – разные вещи.
«Мне не понравилось, что он на меня накричал?» – стоя перед знакомой дверью, Алекс рассматривает маленький круглый звонок. – «Или просто хотелось, чтобы он обнял меня?»
«Нет-нет-нет… неправда! Жалость – последнее, чего бы мне… но…»
Себя не обманешь.
«Я всё ему объясню. Спокойно и разумно, без криков и психов… он поймёт. Он всегда меня понимал…»
Звонок громкий и раздражающий. Алексу никогда не нравилась эта птичья трель. Однако больше из квартиры никаких звуков не раздаётся. И после второго звонка тоже. И третьего.
«Я ошибся? Его здесь нет?»
Ручка двери повёрнута вниз. Конечно, она могла оставаться в таком положении уже довольно давно, но… Алекс берётся за неё и толкает дверь от себя.
И она поддаётся.
В квартире царит темнота. Едва сделав шаг, Алекс спотыкается о брошенные ботинки.
– Максим?
Шорох. В комнате.
Щелчок переключателя и ярко вспыхнувший яркий свет заставляют человека, сидящего у окна, забиться в угол и практически спрятаться за штору. Чёрные джинсы, чёрная рубашка…
– Макс?
На полу валяется пакетик с какими-то таблетками. Не веря тому, что видит, Алекс застывает у порога.
– Что с тобой?
– Не подходи!
Этот голос не может принадлежать Максиму! Этот жалкий, испуганный, визгливый голос!
– П-почему мне нельзя подойти?
– Не подходи! Не смотри на меня! Нельзя!
– Но почему?
Алекс делает несколько шагов, и человек в углу начинает бешено сучить ногами, цепляясь за штору, натягивая её на себя так сильно, что гардина под потолком издаёт подозрительный треск.
– Хорошо-хорошо! – Алекс отступает назад. – Просто скажи мне, чем тебе помочь?
И вдруг замечает красные потеки на потемневшем от времени линолеуме. Они почти слились с его витиеватым узором… но это же кровь?
«Ебать…»
Мышцы деревенеют. Голова пустеет. Но уже через пару секунд Алекс решительно прижимается к стене и, стараясь ступать так, чтобы старый пол не заскрипел под ногами, подбирается к Максиму. А оказавшись рядом, резко хватает его руку поверх шторы.
– Всё-всё, я не смотрю, не смотрю!
Рванувшееся было тело замирает. И Алекс, продолжая говорить как можно спокойнее, словно уговаривая ребёнка, отводит плотную ткань в сторону и обнаруживает длинную и глубокую рану, идущую от запястья к локтю. Кровь ещё идёт. Видны края перерезанных вен, куски красного мяса… к горлу тут же подкатывает тошнота, но Алекс берёт себя в руки.
– З-зачем ты… сделал это?
– Не смотри, – снова доносится жалобное из-за шторы. – Не смотри…
– Я не смотрю…
Не отпуская руки Максима, Алекс достаёт телефон и набирает «03».
– Скорая. Слушаю.
– Здравствуйте, извините, у меня тут человек… вскрыл вены. Нужна помощь… и ещё он странно себя ведёт.
– Адрес?
– Улице Хлебникова…
– А дальше? Дом? Квартира?
«Дьявол, какой у этого дома номер?..»
– Извините, я сейчас узнаю… Максим, подожди немного, я сейчас.
Аккуратно опустив его руку, Алекс выскакивает в подъезд и вылетает во двор, бежит за угол, там должна быть табличка…
– Что случилось?
Голос за спиной заставляет лишь отмахнуться. Но когда Алекс уже подносит телефон к уху, готовясь продиктовать адрес – телефон неожиданно отбирают. И Валерий повторяет вопрос:
– Что случилось?
– Не знаю! Максим ведёт себя странно! Забился в угол, словно сильно напуган… и он порезал себе руки!
– Ага…
Мужчина бросает взгляд на горящий на дисплее номер и отрубает звонок, кидает телефон обратно Алексу и вытаскивает из кармана свой.
– Юрий Васильевич, это я… Да, как мы и думали… Куда его отвести? Понял.
Больше не взглянув на Алекса, Валерий направляется в подъезд. Остаётся только последовать за ним. Первый этаж, второй, третий… наконец-то пятый. Мужчина быстро обнаруживает Максима за шторой и, пнув по дороге пакетик к бело-синими гранулами, быстро подходит к окну.
И с ходу получает подсечку.
А когда падает, выкатившийся из-под шторы Максим обрушивается локтем на его живот. Потом отпихивает от себя и снова забивается в угол… Валерий поднимается только через минуту. И судя по выражению его лица – ему всё ещё больно. Он так и не встаёт на ноги, а остаётся сидеть и снова достаёт телефон.
– Алло… пришлите пожалуйста бригаду… адрес? – поднимает взгляд на Алекса. – Номер квартиры?
«А сам не знаешь?» – отвечать почему-то совершенно не хочется.
– Что за бригада? – настороженно интересуется тот вместо ответа. – Вы его в психушку хотите отправить?!
– Нет, в частный наркологический диспансер. У парня бэд-трип.
Термин Алексу не знаком, но он никогда не интересовался наркотиками… но звучит довольно хреново – придётся ответить. Да и даже если он этого не сделает, Валерию не составит труда выйти на лестничную площадку и самому взглянуть на табличку с номером на двери.
– Двадцать первая…
Мужчина проговаривает полный адрес в трубку. Потом отключает звонок. А Алекс бессильно приваливается к дверному косяку и смотрит на виднеющуюся из-за шторы ногу.
– Почему он это сделал? Вскрыл себе вены?..
– Кто знает? – мужчина пожимает плечами и тоже переводит взгляд на штору. – В бэд-трипе все негативные переживания усиливаются в сотни раз, так что…
– Но разве наркотики принимают не для того, чтобы поймать кайф?
– Именно для этого. Но иногда случается прямо противоположное…
«Это ведь… не я толкнул его на это?»
__________________
«Отчаянное путешествие» – советский термин для обозначение бэд-трипа, подробнее читайте в википедии:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%8D%D0%B4-%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%BF#cite_note-ICD-9-USSR-1
Глава 23. Мошка
****
Нежно-биpюзовая плитка на полу, шероxоватые кремовые стены и пахнущие настоящей кожей низкие и широкие кресла, по форме напоминающие приплюснутые кубы – всё это выглядит стильно, красиво и респектабельно. Kак и аккуратная, идеально сидящая на медсестричках форма светло-голубого цвета. Ну и на медбратьях, конечно. Похоже на накрахмаленные пижамки.
«Значит, в частных клиниках даже обычные медицинские халаты – моветон?»
Дверь в палату напротив закрыта, время от времени туда заныривают крепкие парни, катящие какие-то стойки с трубками, и тонкокостные девицы со шприцами, пакетами, склянками… Но большую часть времени в коридоре царит звенящая тишина. Bзгляд скользит по растениям в больших резных горшках, по номерам на палатах, мелким соринкам, забившимся под соседние кресла, и прочим ничего незначащим деталям – сознание фиксируется на них и пытается извлечь хоть какую-то пищу для размышлений… лишь бы вытеснить воспоминания, как около часа назад трое качков вязали Mаксима и грузили в аккуратный фургон скользящих японских очертаний. Чем-то эта картина напомнила Aлексу попытки запихнуть разбушевавшегося забулдыгу в ментовкий пазик. Только не было невнятных пьяных воплей. Вместо них уши резала тишина. Максиму сделали укол, но перед тем, как отключиться, он твердил лишь одно: «Вы не сделаете из меня психа, не сделаете!»
Когда Валерий спросил Алекса, хочет ли он поехать в клинику, а если хочет, то с бригадой медиков или с ним – Алекс первым делом глянул на большую чёрную машину. Но полез в японский фургон. И всю дорогу смотрел на безмятежное лицо зачем-то пристёгнутого к носилкам парня, про которого до сих считал, что знает всё самое главное. «Мамы в психушках» и прочее прошлое… он действительно думал, что это неважно. А там, у кинотеатра, сорвался лишь потому, что Максим обвинил его в неискренности, хотя у самого секретов – вагон и маленькая тележка. Но получается, что отказавшись узнавать о нём больше, Алекс сознательно ослепил себя, сделал неспособным понять его боль.