Давление в груди напоминает, что чтобы жить – надо дышать. И потому только целую вечность спустя Алекс наконец-то оказывается способен произнести:
– Ты превращаешь меня в наркомана… я становлюсь зависим от этого… и от тебя.
– Pазве это плохо?
Словно хрупкий фарфор, его аккуратно берут на руки и относят к дивану. Вдыхая запах чистого пота, смешавшийся с эфирными ароматизаторами смазки, Алекс всё ещё чувствует, как стоящий колом член тычется в спину. Но вот объятия мягкого матраса и одеяла окутывают его, и Максим приземляется рядом. Оперевшись на руку и прижав щёку к плечу, он смотрит на Алекса с загадочной, но немного грустной улыбкой. Но когда тот, перевернувшись на живот, пытается дотянуться до его члена, перехватывает руку за запястье и подтягивает к своим губам, прижимаясь к косточкам кончиком языка и ведя дорожку к внутренней стороне ладони…
– Щекотно, – морщится Алекс, пытаясь отобрать руку обратно. И добавляет осуждающе: – Ты не кончил.
– Разве?
Алекс недоумённо хмурится, переводит взгляд назад, к столу… потом быстро – на себя. Да, что-то как-то многовато на нём спермы.
– О-у…
– Ага…
– Пошёл-ка я снова в ванную…
– Мне с тобой?
Алекс с сомнением косится на член Максима без малейших признаков увядания, и принимается задумчиво покусывать нижнюю губу. Потом всё-таки с сожалением качает головой.
– Мы не можем позволить себе весь день провести в постели.
После чего нехотя сползает с кровати и выходит в коридор. Душ занимает у него пять минут, натягивание на себя высохшей за ночь одежды и сбор разлетевшихся по полу денег – ещё десять. Максим, вышедший из кухни с тарелкой разогретых в микроволновке сосисок, скармливает Алексу парочку, пока тот рассовывает по карманам купюры и то, что от них осталось, вместе с монстром-паспортом.
Кроссовки ещё сырые. Зашнуровывая их, Алекс чувствует, как влага пропитывает носки – но это не значит, что у него есть повод задержаться в этой квартире подольше.
Наконец дожевав последнюю сосиску и обменявшись с Максимом последним долгим взглядом, Алекс отпирает один за другим несколько замков. Дверь открывается почти бесшумно, но двое мужчин на лестничной площадке тут же отрываются от своих телефонов. Они одеты в цивильные пиджаки, ещё только солнечных очков не хватает – и вылитые «люди в чёрном» или «агенты Матрицы».
– Привет, – здоровается Алекс. – У вас случайно нет для меня билета до Ярославля?..
Глава 29. Я неубедителен?
****
– Пpиexали.
Hа ленивый взгляд в зеркале Алекc тoлько кивает и толкает дверь от себя, оставляя в машине двух мужчин, один из которых все три часа дороги сидел рядом на заднем сидении, словно ему приказали предотвратить выпрыгивание на ходу конвоируемого пассажира или ещё чего-то в этом роде. Bообще, если забыть про минивен, набитый гостями с Востока, эта поездка худшая в жизни Алекса. За всю дорогу мужчины обменялись не более, чем парой фраз, так что удушливая тишина и скука едва не свели его с ума. По крайней мере, за первый час – точно. А потом Алексом овладела странная апатия: без телефона, не зная, чем занять себя, он молча пялился в окно… и постепенно нервы успокаивались, а мысли начинали течь неторопливо. Не концентрируясь ни на чём конкретно, Алекс не пытался направить их в какое-то определённое русло. Он отпустил их. И словно в обмелевшей реке с обнажившимся дном, в его сознании один за другим всплывали вопросы, на которые давно пора было дать ответы. Хотя бы для себя самого. И пусть пока ещё ничего не закончилось, пусть впереди ещё ждут известные и неизвестные неприятности – впервые Алекс почувствовал спокойствие. Где-то глубоко внутри себя. Уверенность в том, чего он хочет и к чему будет стремиться, несмотря ни на что.
Едва дверь хлопает за спиной, как из припаркованной у самого подъезда тёмно-синей машины с хищным оскалом выходит женщина-птица. Её лицо, как обычно, напряжено, но недовольство и раздражение выражены на нём сильнее, чем когда-либо раньше.
– Надо поговорить, – сходу заявляет Надежда и первой направляется к подъезду.
– Доброе утро… то есть, день.
Алекс набирает код на двери и пропускает её внутрь. Знакомая с детства лестница, ряд почтовых ящиков, разбитое и заклеенное прозрачным скотчем стекло на втором этаже… но как же тяжело подниматься. Честно говоря, Алекс предпочёл бы после возвращения поговорить с матерью без посторонних, но не просить же адвокатшу подождать? Тем более, когда у неё настолько нетерпеливый вид.
«Надеюсь, ничего не случилось?»
Только неприятностей с судом ему и не хватало. Пусть он должен проходить по делу не как обвиняемый, а как свидетель – но кто знает, когда всё снова перевернётся с ног на голову?
На звонок в дверь никто не отвечает. И только нажав на коричневую пипку во второй раз, Алекс вдруг вспоминает, что сегодня воскресенье. И если расписание рейсов не изменилось, мама сейчас за несколько километров от Ярославля…
– Kхм.
Развернувшись и позвонив в дверь напротив, Алекс краем глаза замечает на себе косой взгляд женщины-адвоката. Она выше его на полголовы, квадратные очки сползли на середину длинного носа, и по напряжённому лицу заметно, что Надежда пытается изо всех сил сохранить нейтральное выражение – то ли подражая своему патрону, то ли просто считая это частью своей работы, однако она всё равно выглядит нервной.
Cкрипучие шаги за дверью соседки сменяются не менее скрипучим:
– Хто там?
Алекс встаёт ближе к глазку.
– Любовь Павловна, это Саша. Mама в рейсе, а я ключи забыл…
Только спустя секунд десять с той стороны наконец-то раздаются резкие щелчки замка. Смерив женщину недоброжелательным взглядом, старушка суёт в протянутую ладонь Алекса ключи и, больше ничего не сказав, захлопывает дверь. Однако, кажется, уже этим вечером весь двор и несколько окрестных будут в курсе, что кое-кто завёл себе даму не по возрасту.
Негромко хмыкнув, Алекс пропускает Надежду в свою квартиру.
– Так что случилось? – заглянув в комнату и обнаружив смартфон на столе, он тем не менее направляется на кухню. – Чай? Кофе?.. Компот?
Воды.
Пройдя за ним следом, женщина усаживается на самый край углового дивана и начинает выкладывать бумаги из узкого кожаного портфеля. Алекс ставит перед ней чистую кружку с водой из чайника и, внутренне приготовившись к худшему, обводит эти бумаги внимательным взглядом. Вверх-тормашками разобрать что-то трудно, но даже обойдя стол и взглянув на них уже под правильным углом, Алекс натыкается лишь на колючие заборы канцелярских слов.
– На завтра назначено предварительное слушание, – видя его интерес, приступает к объяснению адвокатша. – Так как ограбление магазина и нападение на тебя входят в состав одного преступления…
– Стоп, – Алекс делает шаг назад и упирается спиной в косяк двери. – Нападение на меня?
– Я собиралась добавить ещё и обвинение в клевете, однако у нас недостаточно доказательств: Стрельцов никогда публично тебя не обвинял, а насчёт подброшенной флешки – нет ни записей с камер, ни отпечатков пальцев, сам же он отрицает, что брал её. А у его брата, естественно, нет никакого желания тянуть за собой старшего или самому признаваться ещё и в этом преступлении – хватает и других обвинений вроде воровства и подстрекательства к групповому нападению. А вот что касается этого нападения – здесь мы уже в полном праве. Хорошо, что тебя сразу отвезли в больницу. Но плохо, что ты поздно сообщил о пропаже своих денег. Вчера я не смогла с тобой связаться, и у нас осталось мало времени, чтобы составить план против возможных действий защиты… а ещё надо перед заседанием успеть забрать освидетельствования из больницы. Без тебя мне их никто не отдаст.
– Хм…
«Итак, значит, отделаться тихой ролью свидетеля не удастся? Но я точно помню, что не подавал никаких заявлений… она сделала это за меня?» – Алекс вспоминает, как подписывал доверенность, передавая Надежде право представлять свои интересы в судебных инстанциях, но тогда он вроде бы ясно дал понять, что не хочет предавать огласке случившееся лично с ним. – «Впрочем, если мне вернут деньги…»