Холодильник начинает обиженно пищать, и взгляд Алекса перетекает на вытащенные из кармана и сложенные на край стола почти новые бумажные купюры, перемешанные с мелочью, полученной в качестве сдачи у таксиста.
Писк нарастает. Алекс вздыхает, захлопывает холодильник и, смяв деньги в кулаке, возвращается в прихожую – в конце концов, магазин через улицу, а разумная экономия ещё никому и никогда не вредила. Другое дело, что на улице уже стемнело, и выходить не очень хочется… и это не то чтобы страх, но такое странное чувство…
Ведь на маму напали под вечер.
«Ну и что? Мне теперь запереться в квартире и трусливо дрожать дни напролёт? К чёрту…»
Однако вдруг над самым ухом раздаётся перезвон. Подскочив чуть ли не до потолка от неожиданности, Алекс замирает в нерешительности. Но быстро сбрасывает оцепенение и подходит к двери медленно, аккуратно ставя ноги, чтобы не выдать себя скрипом.
В глазке отражается кто-то низкий… со знакомой кучерявой макушкой. Но даже узнав визитёра, Алекс не спешит открывать.
Впрочем, колеблется он недолго – секунд тридцать. После чего берётся за вставленный в замочную скважину ключ и поворачивает.
– Какими судьбами?
– Привет.
Жека выглядит так, словно задолжал ему круглую сумму и очень долго не отдавал. В правой руке парня обнаруживается пакет из супермаркета, а в левой – ботинки Алекса, связанные за шнурки. Те самые, ещё с днюхи.
«Интересно, он что, прям вот так с ними в магазин и ходил? Или сейчас только из пакета вытащил?»
– …ты один?
– Привет, да, мама в больнице. А что? Ты к ней?
– Нет, я… не к ней…
Это мямленье совсем не похоже на того Жеку, которого Алекс знает.
– К Максиму? Его тоже нет.
– Да к тебе я, к тебе!
Тряхнув пакетом, Жека протискивается мимо Алекса в прихожую, даже не дождавшись пока тот отступит в сторону. Впрочем Алекс и не собирался оставлять гостя за порогом. Хоть его приход и кажется подозрительным: конце концов, «друзьями» они, вроде как, быть перестали, а возвращение обуви – так себе предлог для визита к тому, кого презираешь…
Тем временем бросив принесённые ботинки под вешалку и туда же отправив свои кроссовки, Жека проходит на кухню и ставит пакет на стол. Сначала появляется обтянутая полиэтиленом подложка с копчёными куриными крылышками, а потом одна за другой жестяные банки двух типов: со светлым и безалкогольным пивом.
Алекс просто наблюдает.
Мало кто знает, что хоть на безалкогольном и пишут «0%», на самом деле это округлённое число, и меньше градуса в нём всё-такие есть. Что-то вроде 0.4-0.7%. И то, что подобная крепость для Алекса самая что ни на есть подходящая, выяснилось несколько лет назад на одной из посиделок, когда он купил себе баночку «№0», решив не выделяться из компании. Правда, в тот же день Жека громогласно заявил: «Безалкогольное – это всё равно, что резиновая баба, и вообще, не строй из себя принцессу и приучай организм к нормальному пиву». Так что больше Алекс нулёвку не покупал. И вообще забыл о ней. Просто стал пить сок, постепенно прекращая притворяться «своим в доску». И со временем недовольные взгляды почти исчезли – друзья Жеки привыкли.
«Зачем я вообще ходил на эти попойки?»
Точно Алекс вспомнить не может. Но в первый раз он оказался в той компании, когда они с Жекой попали в одну смену и поняли, что работают в одном магазине. Получив от него панибратское похлопывание по спине и небрежное приглашение сходить выпить вечером, Алекс испытал одновременно опасение и гордость – что-то между: «Наконец-то он признал меня!» и «Если я откажусь, меня начнут прессовать, как и в школе?»
Но с того дня многое изменилось. Алекс даже начал считать себя его другом.
Однако что теперь?
Жека пришёл к нему сам, да ещё и любезно купил безалкогольное пиво, которое всегда презирал?
К тому же принёс ботинки, про которые Алекс и думать забыл?
И это после новостей о его ориентации и всего прочего?
В общем, есть чему насторожиться. Но для вопросов пока рано – заметно, что Жеке нужно время, чтобы решиться начать разговор, потому он и тянет резину с перекладыванием крылышек во взятую с сушилки тарелку и расстановкой банок на столе по фэншую. Но Алекс не против. Когда Жека забивается в угол дивана, он лишь присаживается с края и, следуя примеру гостя, принимается жевать курицу, запивая из заботливо открытой для него банки. Так что в кухне стоит практически тишина.
Как вдруг:
– Насчёт твоей мамы… как она?
– Нормально.
Алекс и раньше не считал нужным рассказывать всем подряд о семейных передрягах, а сейчас не собирается делать это из принципа. Тем более, что Жека, кажется, и сам знает ответ на свой вопрос.
– На самом деле… Юлька видела тебя, когда ты садился в маршрутку у ЦГБ…
– Ага.
– Магазин снова открывается в понедельник.
– Здорово.
– Вы с тем парнем… ещё вместе?
– А что?
– Нет, ничего, просто спросил.
Постепенно крылышки убывают. За первой банкой следует вторая. Алекс чувствует приятную слабость и то, что в умных книжках называют «спутанностью сознания». Вот странно, почему так? Ведь именно сейчас ему думается лучше, чем раньше. Все мысли чёткие, как и чувства.
– Ты правда уволился?
– Правда! Жека, хватит тянуть кота за яйца… – подперев голову кулаком, Алекс затыкает подушечкой большого пальца отверстие в банке и прислушивается к ощущениям от острых жестяных краёв, впившихся в кожу. – Рожай, зачем пришёл. И кто тебя послал.
Обмусоленная косточка летит в кучку таких же, и бывший друг упрямо поджимает губы. После чего делает несколько крупных глотков.
– Юлька беременна.
– От кого?..
Нет, глупый вопрос. И Жека отвечает на него лишь красноречивым хмурым взглядом.
– О-о-о… – Алекс и рад бы прокомментировать новость более внятно, но он ожидал совершенно не такого признания. Быть может, у него действительно паранойя? И приход Жеки не имеет никакого отношения к Виталию Голове?
– И я хочу извиниться, – вдруг добавляет тот, допивает залпом вторую банку и, словно торопится куда-то, решительно открывает третью. – Во-первых, я был не прав, подшучивая над тобой. А во-вторых… Просто хочу, чтобы ты знал: пару недель назад Юлька подслушала разговор между старшим смены и тем крашенным стажёром… правда, толком мало что поняла, кроме одного – они спорили, делать из тебя козла отпущения или нет. Тогда она ничего никому не сказала, потому что была зла, что мне набили морду по твоей вине… ну или не по твоей… не суть! В общем, вчера она мне призналась, что хочет выступить в качестве свидетеля. Но знаешь… я против, чтобы она влезала в это дело.
Столько слов сразу.
Алекс не уверен, что всё уловил.
Однако последнее сказанное вроде понял.
– Правильно. А то ещё… тоже в больницу попадёт, как моя мама.
– В смысле? Что с ней?
– Она…
Тяжёлый вздох срывается с губ, и тут же веки почему-то начинают гореть, а в груди становится тесно.
– Эй, что с тобой? – рядом раздаётся неуверенный смешок. – Уже развезло?
– Ты не понимаешь.
– Не понимаю. Расскажи.
И баррикада рушится. Нет, Алекс не заливается слезами, но неожиданно из него выплёскивается всё: подозрения о причастности бывшего мэра к нападению на маму, злость на всяких адвокатов защиты, предлагающих взятки, и даже сомнения, стоило ли подавать то обвинение в сексуальном насилии. Кажется, многое является для Жеки новостью, потому что он слушает, открыв рот, хлопая глазами и даже забыв про своё пиво.
– …и вообще, в последнее время вокруг меня одни пидарасы! – заявляет Алекс под конец длинного монолога. – Каждый второй норовит то за зад пощупать, то вообще нагнуть посреди леса! Я им мёдом намазан, что ли? Раньше такого не было!
Выговорившись, он залпом допивают вторую банку безалкогольного, совершенно не чувствуя вкуса.
– Омг.
Жека вспоминает про свою третью светлого и делает тоже самое. После чего они синхронно открывают ещё по одной.